Пламя внутри нас. Дарья Игоревна Ильина

обняла меня, чуть ли не заплакав, и мне стало даже не по себе от того, что я столько плохих вещей сказала и ей самой и ее дочери. – А Ева, я…

      – Все нормально, я не собираюсь с ней воевать. Что было, то было, потом сама поймет, какой глупой была.

      – Спасибо, что ты так… – Е.Б. смахнула слезы и проморгалась.

      – Успокойтесь, все нормально. Вы просто к ней ближе будьте, ей это нужно, она же не чувствует вашей поддержки, точно так же как я не чувствую ее от своей матери, только у меня есть вы с В.Б., а у нее никого.

      – Да я все это понимаю, конечно…

      – Вы взрослый человек, так поступайте так, как должны.

      – Я всегда так делаю, Адриана, поверь.

      – Дело не в вере, я уверена, вы отличная мать… И вообще, думаю, на этом мы закончим, иначе так можно разглагольствовать очень долго. А я пойду напьюсь.

      У В.Б. как раз уроки уже закончились, и я подошла в тот момент, когда он проверял очередные проверочные работы и ругался на тупость детей.

      – Ну ты как всегда! – воскликнула я, смеясь.

      – Заходи! – позвал он меня к себе. – Ну что, что-то хотела?

      – Есть выпить? – задала я риторический вопрос.

      – Наконец-то, я думал, ты не придешь и сама сможешь из депрессии выйти.

      Я подняла рукава и показала ему свои изрезанные руки. Он, ничего не сказав, достал бутылку коньяка и подал мне.

      – Пей, – сказал В.Б.

      Я сделала из бутылки пару глотков и села на пол, подобрав коленки к себе.

      – Меня накрыло.

      – Вижу. Пей, не думай, легче будет.

      – Нужно решать проблемы, а не запивать их, – умничала я, сидя на грязном полу, и держала бутылку коньяка.

      – Да, я вижу, как ты начала решать, – В.Б. закатил глаза и усмехнулся, упрекнув взглядом.

      Только вот его осуждения не были неприятными или обидными, наоборот, поучительными и прям «в яблочко». Он одним лишь взглядом мог показать тысячу эмоций и передать свои мысли. В.Б. был удивительным человеком. Насколько сильно он мог раздражать людей своим обществом, отталкивать всех, сам не любил их, был социопатом, но при этом каким чувственным и заботливым он мог быть, как доверял людям, не всем, буквально паре. Только он мог быть сумасшедшим учителем и самым добрым и понимающим другом.

      – Мне так интересно, – задумался он и отложил работы в сторону, – как ты видишь эту границу и соблюдаешь ее – субординация и вот то, что ты можешь прийти и выпить со мной, поговорить на любые темы, а на уроках ты ведешь себя как обычная ученица, не пользуешься особым к тебе отношением. Как ты видишь грань дозволенного? – Он взял у меня бутылку и тоже сделал глоток.

      – Не знаю, – я пожала плечами, – просто веду себя так, как считаю правильно, даже нет… как чувствую, я делаю так, как ощущаю. То есть эта грань – ее не существует, она есть между нами, только между нами. Мы знаем, где и как можно преподносить себя.

      – Тебе всего 14, а ты такая мудрая, я порой поражаюсь твоим идеям, стойкостью, правильностью действий. Это невероятно.

      – Я бы