Проклятые дни. Зарисовки с натуры. Даниил Владимирович Санкин

в одной квартире оказался иностранец. Он что-то импульсивно объяснял, показывал какие-то непонятные документы и часто повторял, что он «не комбатант». Толку, в общем, от него никакого не было.

      Выходы вверх и вниз на «своей» пожарной лестнице тоже было решено перекрыть – притащили и подперли двери кадками с пальмами. Если уж кого-то припрет непременно по пожарной лестнице эвакуироваться – отодвинет. Но шум будет, и дежурные у пулемета непременно среагируют.

      На этаже было тихо. Но остальной дом гудел. Было похоже на спешную эвакуацию. Безостановочно гудели вверх-вниз лифты, кто-то с кем-то ругался, кто-то кому-то что-то доказывал на повышенных тонах, где-то плакали дети. Дом был из сравнительно новых, с подземным гаражом. Причем дворовая территория была огорожена забором. Это спасло многих. Поток машин выезжал из ворот паркинга, протискивался через выезд со шлагбаумом и вливался в уличные потоки машин. Кто-то ехал налегке, всё еще расценивая происходящее как досадную помеху давно лелеемым планам. Ну а кто-то, из числа пессимистов или просто понимающих больше других людей, уезжал в забитых под крышу авто, стремясь запастись едой и хоть каким-то оружием.

      В оптику пулемета тоже было на что поглядеть.

      Периодически слышалась стрельба. Короткое пистолетное и глухое ружейное баханье всё чаще перемежалось автоматической стрельбой. Пару раз коротко пророкотало и вовсе из чего-то серьезного. То ли из такого же пулемета, как у них, а то ли из еще более крупного – КПВТ⁸ с бронетранспортера.

      Шел плотный поток машин. Иной раз случались заторы, однако военные с блоков быстро на броне по тротуарам и газонам подскакивали к пробке, распихивали столкнувшиеся машины, и движение возобновлялось.

      Ор, шум, непрерывные гудки клаксонов, выстрелы… И так постоянно.

      21 марта, среда, середина дня,

      Москва, подвал одной из новостроек.

      Фазахетдиев Исматулло Сулаймонович, гастарбайтер.

      – Совсем оставил Всемогущий детей своих, погрязших во грехе… – думал Иса, выглядывая в щель каморки. В скрытое оконце было видно основное помещение – большой подвал, в котором «в тесноте, да не в обиде», жила община таджиков-гастарбайтеров. Сейчас здесь царил разгром. Сломанные нары, разбросанные вещи. Распотрошенные баулы с немудрящим богатством людей, пытавшихся заработать в негостеприимной столице «Великого северного соседа» на пропитание своих семей, оставшихся в южном и солнечном, но, увы, нищем Таджикистане. Перекрученные матрасы и одеяла, еще какие-то тряпки. И кровь, кровь повсюду. И самое мерзостное – трупы товарищей Исы, пожираемые другими трупами…

      Иса, как его называли работяги-нетаджики на одной из строек Москвы, или полностью – Исматулло – как обращались соплеменники, или даже уважительно Исматулло Сулаймонович – как говорили самые младшие из них – был уважаемым человеком. К своим сорока пяти он имел жену, четверых детей, несчетное количество рабочих специальностей и репутацию человека, могущего управиться с любой