Патруль джиннов на Фиолетовой ветке. Дипа Анаппара

хайфай-здания рядом с нашей басти. Ма и многие другие чачи из басти тоже работают на хайфай-людей, которые там живут.

      Я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на эти здания с причудливыми названиями: «Палм Спрингс», «Мэйфэр», «Золотые Ворота» и «Афина». Они совсем рядом с нашей басти, но кажется, что далеко, потому что между нами свалка, а еще – высокая кирпичная стена с колючей проволокой поверх, но Ма говорит, что она недостаточно высокая, чтобы сдержать вонь. За мной много взрослых, но сквозь просветы между их шапками-балаклавами я вижу, что в хайфай-домах уже дали свет. Должно быть, у них есть дизельные генераторы. У нас в басти по-прежнему темно.

      – Ну зачем я ушла? – спрашивает мама Бахадура у Шанти-Чачи. – Мне нельзя было оставлять их одних.

      – Ее хайфай-семья поехала в Нимрану, и они взяли маму Бахадура с собой. Чтобы присматривать за их детьми, – говорит Пари.

      – Что такое Нимрана? – спрашиваю я.

      – Это дворец-крепость в Раджастане, – говорит Пари. – На вершине холма.

      – А может, Бахадур у своих наны и нани, – говорит кто-то маме Бахадура. – Или с кем-то из своих чач и чачи.

      – Я звонила им, – говорит мама Бахадура. – Он не у них.

      Пьяница Лалу пытается встать, опираясь на землю рукой.

      Кто-то помогает ему подняться, и, качаясь из стороны в сторону, он хромает к нам.

      – Где Бахадур? – спрашивает он. – Вы же играете с ним, нет?

      Мы отступаем назад, натыкаясь на людей. Омвир и его бордовый свитер исчезают в толпе. Пьяница Лалу опускается перед нами на колени, почти опрокидывается, но ему удается установить свои стариковские глаза вровень с моими. Затем он хватает меня за плечи и трясет туда-сюда, как будто я бутылка газировки и он хочет, чтобы я зашипел. Я пытаюсь вырваться из его рук. Вместо того чтобы прийти мне на выручку, Пари и Фаиз убегают.

      – Ты знаешь, где мой сын, да? – спрашивает Пьяница Лалу. Я думаю, что мог бы помочь ему найти Бахадура, потому что я много чего знаю про детективные расследования, но его вонючее дыхание устремляется мне в лицо, и все, чего я хочу – это убежать.

      – Оставь этого мальчика в покое, – кричит кто-то.

      Мне кажется, что Пьяница Лалу не послушается, но он ерошит мне волосы и бормочет: «Хорошо, хорошо». Потом он отпускает меня.

      Папа обычно уходит на работу рано, пока я еще сплю, но на следующее утро я просыпаюсь и чувствую запах скипидара от его рубашки и его шершавые руки, трущие мои щеки.

      – Будь осторожен. Идешь в школу и обратно вместе с Руну, слышишь меня? – говорит он.

      Я морщу нос. Папа относится ко мне как к маленькому ребенку, хотя мне уже девять лет.

      – После занятий – сразу домой, – говорит он. – Не шатайся по Призрачному Базару один. – Он целует меня в лоб и снова говорит: – Ты будешь осторожен?

      Интересно, что, по его мнению, случилось с Бахадуром? Он думает, Бахадура украл джинн? Но Папа не верит в джиннов.

      Я выхожу на улицу, чтобы сказать ему «окей-тата-пока», потом чищу зубы. Мужчины папиного возраста намыливают лица, кашляют и плюются, словно надеются, что все, что скопилось