Али-баба и тридцать девять плюс один разбойников. Леонид Резников

Сабир и разочарованно засунул саблю в ножны. – Только он какой-то… малахольный.

      – Знаю, выглядит он не очень, – согласился с ним Ахмед, – но зато умен, хитер и быстр.

      – Не верю, – отмахнулся Сабир и побрел к пещере.

      – Погоди, – Махсум опять отстранил Ахмеда и вышел вперед. – Всем вина! Сегодня праздник!

      – Что? – ошарашено охнул Ахмед.

      – Что? Что такое? – загорелись глаза у остальных, а Сабир даже облизнулся.

      – Одумайтесь, шеф! – быстро зашептал ему на ухо Ахмед. – Черный Кади запрещал нам пить, ибо вино – зло! Иногда, очень редко он позволял нам выпить по пиале, но не больше!

      – Брехня! – скривил лицо Махсум. – Всем вина! По кувшину!

      – Но…

      – Я сказал: по кувшину! Нет, по два!

      – А-а-а! – победно взревела толпа, с наскоку подхватила на руки перепуганного Махсума и потащила в пещеру.

      – Стойте!.. Что вы делаете?.. Не надо!.. Одумайтесь!.. Лю-уди-и!.. – бежал следом за ними Ахмед, пытаясь отговорить своих соратников от ужасной глупости, но никто его не слушал. – А, пропади оно все пропадом! – сдался в конце концов Ахмед, выбившись из сил от бесполезной беготни по пещере, нашел в одном из углов запечатанный кувшинчик с вином и удалился с ним в сторонку. – Хоть дверь бы закрыл, шайтан тебя раздери! – недовольно пробухтел он, глядя на до сих пор настежь раскрытый вход в пещеру. – Тоже мне, шеф называется!

      Глава 3. Али-баба

      Горячий жирный плов с айвой и нутом был уложен горкой на лаган[3], увенчан крупным сочным куском баранины и выставлен в центр дастархана. Рядом с пловом расположились две косы[4]: одна с нарезанными крупными кусочками сочными помидорами, а другая – с чалопом[5]. Али-баба, захлебываясь слюной, потер ладони и протянул правую руку к плову. От аппетитных запахов сводило челюсти и кружилась голова, но вдруг кто-то больно пихнул его в бок. Али-баба живо одернул руку и огляделся – никого.

      – Вставай! – раздался очень знакомый голос, казалось, из ниоткуда.

      – Не встану! – огрызнулся Али-баба и вновь протянул руку к лагану.

      – Что-о?! – возмущенно грянул в ушах голос. – Ах ты, бездельник! Вставай, я сказал! Дров нет, печь холодная, лепешек нет, а он валяется.

      Али-баба обреченно вздохнул, но отказаться от еды было выше его сил. Он вновь потянулся к плову, но новый тычок в ребра заставил его отшатнуться от блюда. И тут аппетитные кушанья подернулись какой-то дымкой, заколыхались, словно мираж над раскаленными песками, и начали медленно таять.

      – Стой! Куда? – Али-баба попытался ухватить исчезающий из-под его носа лаган с пловом, но с таким же успехом можно было пытаться поймать ветер.

      – Вставай, бездельник! – опять повторил сердитый голос.

      – Да встаю я, встаю, – проворчал Али-баба и медленно открыл глаза. – Даже во сне поесть не даешь, – сказал он своему брату Касыму, грозно возвышавшемуся над ним с упертыми в тучные бока руками.

      – Ах ты, обжора! – возмущенно затопал ногами Касым, потрясая жирными

3

Лаган – традиционная широкая и плоская восточная посуда.

4

Коса – национальная восточная глубокая посуда для первых блюд.

5

Чалоп (узб.) – кисломолочное блюдо с зеленью (окрошка).