Больным и здоровым. В поддержку и утешение. Отсутствует

нечистоты: он был – сама святыня, недоступная тлению. Три дня, что он лежал в гробу, лицо его принимало все лучший и лучший вид.

      Когда уже все имущество его было роздано, я вспомнил: да в чем же будем мы его хоронить?.. Об этом я сказал умирающему.

      – Ничего-с, ничего-с! – успокоил он меня, – есть в чулане 60 аршин мухояру[9]. Прикажите сшить из него подрясник, рясу и мантию. Кажется – достаточно? Они ведь скоро сошьют!

      Утром принесли все сшитым. Он посмотрел…

      – Ну, – сказал он, – теперь вы будете покойны… Да вот еще: вы бы уж и гроб заказали, кстати; только – попроще!

      – Гроб у нас заказан.

      – Ну, стало быть, и это хорошо!

* * *

      Теперь я изложу вам о том, что происходило по блаженной кончине вашего праведного брата, т. е. о погребении его честного тела.

      Тридцать с лишним лет были мы с ним в теснейшем дружеском общении, а последние три года у нас было так, что мы стали как бы тело едино и душа едина. Часто он мне говаривал, чтобы погребение его тела происходило как можно проще.

      – Какая польза, – говорил он, – для души быть может от пышного погребения?..

      И при этом он высказывал желание, чтобы погребение его тела было совершено самым скромным образом. Я дружески ему прекословил в этом, говоря, что для тела, конечно, все равно, но для души тех, которые усердствуют отдать последний долг своему ближнему, великая в том польза; потому и Св. Церковь усвоила благочестивый обычай воздать усопшему поминовение в зависимости от средств и усердия его близких, а священнослужители, близкие покойному по родству или по духу, – совершением Божественной Литургии по степени своего священства. Отцу Мелетию и самому такое проявление дружбы к почившим было приятно видеть в других, но для себя он уклонялся от этого, как от почести незаслуженной, по глубокому, конечно, внутреннему своему смирению.

      Живой он удалялся от почести, но мертвый он не ушел от них: они его догнали во гробе!

      Когда отец Мелетий заснул навеки, мы одели его в новые одежды, им самим назначенные на случай его погребения, а я распорядился послать телеграммы вам и в Москву. Отец Иоаким все это исполнил и еще мог написать отцу Исаакию и отцу Леонтию, а отец Гервасий – в Петербург. Когда принесли гроб, мы тотчас положили в него тело почившего, и я начал панихиду; затем – другую и третью с разными предстоящими и певчими разных церквей. Когда стали отходить ранние обедни, то все иеромонахи, наперерыв, начали служить панихиды, которые непрерывно продолжались до самого выноса, последовавшего в половине третьего. В 10 часов я с о. Гервасием ездил в Китаев выбрать место для могилы, которое митрополит благословил выбрать «где угодно». Мы назначили при входе в церковь, по левую сторону от передней двери, аршинах в шести, не более.

      В три часа наместник с соборными иеромонахами и с нами начал вынос, что очень редко бывает. Несли его в облачениях предстоящие иеромонахи. Гроб с останками почившего поставили в Предтеченский придел[10], где я в понедельник служил соборную Литургию. Во вторник, в день погребения, по особенному изволению митрополита,

9

Грубая ткань ручной работы из черных шерстяных сученых ниток; ее работают обычно в женских монастырях, а носят только в строгих по жизни мужских и женских обителях.

10

Замечательное и знаменательное совпадение: отец Мелетий положил начало своему иночеству в Предтеченском скиту Оптиной пустыни, а начало вечной своей жизни – в храме, посвященном тому же святому имени. Таковы судьбы Божии!