Плывун. Александр Житинский

только ему, можно было что-то предъявить, не опасаясь глумления и непонимания. Он добр, он примет все, что есть. Но не настолько добр, чтобы простить.

      Мысль Пирошникова уперлась в тупик как раз вовремя, потому что фургон подкатил к дверям магазина «Гелиос» и грузчики бодро принялись выносить из него пустые стеллажи и перевязанные пачки книг. Софья Михайловна суетилась меж ними, особо охраняя свой компьютер и маленький сейф, обычно пустой, деньги в нем никак не держались.

      Затем Пирошников, уступив своей сотруднице место в кабине, переместился в темное пространство фургона, где присел на стопке книжных пачек рядом с парнями, подчиненными Геннадия. Задние двери закрылись, и Пирошников оказался в кромешной тьме. Фургон тронулся.

      – Слышь, отец, что за книги везем? – спросил из темноты чей-то голос.

      – Стихи, – коротко ответил Пирошников.

      – Стихи-и? – изумленно протянул вопрошавший.

      Наступила пауза.

      – Да, стихи, – наконец прервал ее Пирошников с некоторым вызовом и вдруг принялся читать любимое:

      Не дай мне Бог сойти с ума.

      Нет, легше посох и сума,

      Нет, легше труд и глад.

      Не то, чтоб разумом моим

      Я дорожил, не то, чтоб с ним

      Расстаться был не рад.

      Когда б оставили меня

      На воле – как бы резво я

      Пустился в темный лес!

      Я пел бы в пламенном бреду,

      Я задыхался бы в чаду

      Нестройных шумных грез…

      Он дочитал стихотворение до конца в полной тишине, не считая шума мотора, разумеется.

      Снова наступила пауза.

      – Батя, ты это… не переживай, – снова произнес тот же голос. – Мы это… перенесем нормально.

      «Они это перенесут», – отметил про себя Пирошников, по привычке перенося смысл с буквального на метафорический и относя его к своей затее Fc магазином и вообще ко всем стихам.

      Это его успокоило.

      – Заходите к нам, мы завтра же откроемся, – предложил он. – Минус третий этаж, бокс номер семнадцать.

      – Это где пиво у Геннадия?

      – Где пиво, да, – подтвердил Пирошников.

      Но тут уже и приехали. Владимир Николаевич лично сопроводил Софью Михайловну в бункер, дабы смягчить первое впечатление, которое, как он опасался, могло стать роковым. Но старушка бодрилась и даже воскликнула с комсомольским задором, оглядев помещение:

      – Ничего, и не такое видали!

      Пирошников, как это ни странно, мысленно называл свою сотрудницу не иначе как «моя старушка», хотя Софья Михайловна была минимум на восемь лет младше него.

      Парни-грузчики, расставлявшие стеллажи в магазине, были предупредительны, стараясь выполнить любое желание Пирошникова и Софьи Михайловны. Чтение стихов в темном фургоне настолько потрясло их, что они безоговорочно признали Пирошникова высшим существом, где-то рядом с Пушкиным.

      В разгар работы явился Геннадий и, похвалив своих