Логос любви. Г. В. Иванченко

Ощущение своей решимости совершить этот прыжок? Отталкивание от земной поверхности? Полет в воздушной стихии между земной и водной? В последнем случае только чудо может вернуть тебя на землю. Предыдущие варианты в физическом плане не столь невозвратны, в метафизическом – кто знает.

      Итак, «фаза открытости», даже суженная (расширенная?) до предельных «быть или не быть», в большей степени подвержена влияниям случайного. Но, оглядываясь «de profundis», мы почти не можем увидеть и вспомнить многовариантность развития событий, заслоненную предельной детерминированностью траектории прыжка (но не самого прыжка). И настолько все местонахождения падающего объекта в любую долю секунды предсказуемы, что объявление всего этого неизбежным или неслучайным даже как-то уменьшает детерминированность. Фазу закрытости невероятно сложно анализировать последовательно, она этому сопротивляется. Как стрела из апории Зенона, субъект и в движении, и в покое, и выбрал (прыгнув), и не выбрал (еще не достиг «пылающей бездны», где можно по крайней мере осознать завершенность акта выбора).

      Но вернемся же наконец к завершению силлогизма Ролло Мэя (пока у нас есть возможность вернуться). Третья стадия, согласно Мэю, заключается в более тонком понимании тел как единого тела и в понимании смысла любви в жизни человека – «таким образом, демоническое толкает нас к логосу». И, вероятно, нет нерискованных гарантированных путей достижения гармонии, смысла и логоса. Без риска и труда не вынешь и рыбку из пруда, не то что – себя за волосы из морской стихии.

      И здесь, как уже говорилось, «случайное, являясь неизбежным, приносит пользу всякому труду…»

      Превратности выбора

      Собственно, отношения – это и есть

      возможности отношений.

Михаил Эпштейн, 9.09.2005

      В предыдущей главе мы говорили о выборе, о его неслучайности и вместе с тем недетерминированности; о парадоксах «свободного выбора», который, однако, непременно должен быть совершен, а также пытались анализировать феноменологию выбора в любви.

      Но за одним и тем же словом – «выбор» – стоят порой совершенно различные действия, от многодневного выстраивания сложнейших стратегий принятия решения до импульсивных поступков. Многообразие случаев и тенденций огромно, даже если «ограничиться» сферой выбора в любви.

      Интересно, что на четком отграничении любви от остальных сфер жизни разумного человека настаивали многие философы, от Т. Лукреция Кара до Фрэнсиса Бэкона, в «Опытах, или Наставлениях нравственных и политических» обосновывавшего необходимость отводить любви строго определенное место. Склонность людей предаваться безумной любви, говорил британский философ, достигает высшей точки во времена, когда человек более всего слаб, во времена великого процветания и великого бедствия: «оба эти состояния возбуждают любовь, делают ее более бурной и тем самым показывают, что она есть дитя безрассудства»; и «лучше поступает тот, кто, раз уж невозможно не допустить любви, удерживает ее в подобающем месте и полностью отделяет от своих серьезных дел и действий в жизни».

      Но как