Не твой день для смерти. Алексей Алексеевич Васильев

на мостовую.

      – Понял, – пробормотал он, вставая.

      – Юноша со мной, – крикнула Анна великанам. Те чинно наклонили головы.

      На первом-втором сдвоенных этажах находилась типография. Вошедших встретил дружный стрекот полиграфических машин и запах газетной краски.

      Поднялись на третий этаж. Анна здоровалась со встречными. Они отвечали. Клим тоже стал здороваться вслед за девушкой.

      Анна без стука распахнула дверь с надписью "Приемная". В небольшой комнате за столом в дальнем левом углу сидела секретарша. Не молодая и эффектная, как это принято в подобных учреждениях, а глубокая старуха: седая и желтая. Длинными сухими пальцами она проворно и уверенно тыкала в клавиши. Старуха, не переставая печатать, словно кляча, повела правым глазом в их сторону. И продолжила работу.

      Журналистка остановилась перед ее столом, громко и отчетливо произнесла, почти прокричала:

      – Ну что, жива еще, старая перечница?

      – О, я тоже рада тебя видеть, Нуся!

      – К Иву можно?

      – Cкоро. Жди. Сейчас посетитель выйдет… – добродушно ответила матрона.

      Действительно, через несколько мгновений дверь в кабинет главного редактора распахнулась, и в приемную из кабинета шефа вылетел лопоухонький, лысоватый человечек в круглых очочках. Предстал он в облаке бумажных листов. Листы почему-то долго парили по комнате: человечек поначалу резко и неловко ловил их на лету, потом стал ползать по полу и судорожно собирать в прижатую к груди папку.

      – И чтобы я не видел здесь больше никаких поэтов!!! – громыхало из кабинета.

      – Я вам не какой-нибудь! – взвизгивал человечек и продолжал собирать листы. – Я известный детский поэт!

      – Экая пава, – неслось из кабинета! – Вы это сами решили – про известность? Или кто-то подсказал?

      – О моей известности писал авторитетный детский журнал "Ёжик"! – всхлипывал поэт, подбирая бумаги.

      – А я известный взрослый балетмейстер, – не унимался голос в кабинете. – Но не таскаюсь по редакциям, как дурень! И закройте там дверь, сквозит!

      Клим в растерянности посмотрел на несчастного в запотевших очках.

      – Может, я в следующий раз? – шепнул Клим Анне.

      – Пошли, – потянула его за руку журналистка. – В следующий раз еще хуже будет!

      В кабинете Анна начала с порога:

      – Лихо вы с ним!

      – Да пошел он… – Сидящий за столом человек поднял голову. – Аня! Ты хоть одно человеческое лицо в этом паноптикуме! Ну, как там у тебя прошло?

      – Убег, гад…

      – Эх, жаль… – махнул рукой редактор. – Ладно, придумаем что-нибудь. Ты что такая дрожащая? Замерзла? Виски будешь?

      – Буду! – не ломаясь, выпалила Анна.

      – Ну, плесни себе, а я сегодня микстуру потребляю. Имени Кватера. Древнегреческий рецепт. От нервов. Так что, без меня.

      Анна пошла к шкафчику, где, видимо, обитал виски.

      И только тут Илиодор Вайс, он же грозный главред ИВ, сфокусировался на Климе:

      – Это