Несколько дней из жизни Эльки. Александр Эдуардович Гуйтер

ающе кивнул, сделал огонь в горелке совсем маленьким и начал аккуратно и медленно водить тонкой струёй огня по разбитому лицу черноволосой девушки, лежавшей без сознания.

      – За что её так?

      Человечек хихикнул.

      – Она укусила советника Ниро.

      – За что?

      Человечек снова хихикнул.

      – За то самое.

      – И дальше что?

      – Дальше её отдали охранникам, которые, ну, ты сам понимаешь, что с ней сделали. Им дан был только один приказ – они могут делать с ней всё, что угодно, но девка должна выжить.

      Человек с горелкой посмотрел на свою работу.

      – А после этого она выживет? – с сомнением спросил он.

      – Надеюсь. У них там на неё какие-то планы.

      И тут она закричала.

      Маленький человечек и человек с горелкой отшатнулись от стола.

      – Проклятье! Не могли наркоз хороший дать. Хорошо, хоть привязать догадались.

      Глава 1

      В городе почти всегда шёл дождь.

      По крайней мере, Эльке так казалось.

      Она не знала, как обстоят дела в других городах, да и есть ли они, эти другие города – ни в одном из них ни Элька, ни кто из знакомых никогда не бывали, да и что там было делать, зато она знала, что находится за границей их города.

      Мёртвые леса.

      Мёртвые реки.

      Мёртвая земля.

      Даже серое небо, на котором никогда не появлялось солнце, казалось мёртвым.

      И дождь.

      Мелкий, моросящий, слегка кислый.

      Иногда Элька даже осмеливалась пройти несколько сотен метров по дороге, но каждый раз ей становилось так тоскливо и жутко, что она быстро возвращалась обратно.

      Интересно, куда ведёт эта дорога?

      Зачем-то ведь она есть.

      Мила пришла утром, когда Элька уже собиралась идти на фабрику. От старшей сестры пахло табаком, алкоголем и потом, а сама она, как обычно, была немного растрёпанной.

      – Как ночь прошла?

      Мила улыбнулась.

      – Как обычно.

      – Есть хочешь?

      – Нет, устала. Спать, только спать.

      Элька обняла сестру и вышла.

      А она бы смогла вот так, как Мила?

      Вряд ли.

      А ведь когда-то хотела, года три назад, даже ходила разговаривать с владельцем, но тот, лишь посмотрев на её жилистую фигуру с узкими бёдрами и маленькой грудью, лишь посмеялся и послал Эльку куда подальше – ему, мол, такие замухрышки не нужны.

      Чёрт, но ведь ей тогда было только четырнадцать!

      Впрочем, с тех пор мало что изменилось.

      А вот Мила была хороша.

      Даже слишком.

      Настолько, что, поставь их рядом, никто и не скажет, что это родные сёстры.

      Элька вспомнила, как впервые пришла с разбитым лицом. Мила тогда долго кричала, ругалась, плакала, требовала пообещать, что такого больше не повторится и Элька честно обещала, сама плакала, а через несколько дней снова пришла избитая.

      Сколько ей тогда было?

      Одиннадцать?

      Двенадцать?

      Элька уже и не помнила, но через какое-то время стала приходить лишь со сбитыми в кровь кулаками, после чего Мила окончательно оставила все попытки на неё повлиять, хотя, после того, как у Эльки не получилось устроиться к ней, убедила сестру пойти на белковую фабрику.

      На фабрике, кроме небольшой платы, выдавали сигареты и небольшой паёк, в котором было пара килограммов какой-нибудь крупы (Мила говорила, что это осталось от старого мира) и упаковка белкового порошка. Крупа чаще всего была с засохшими личинками, так что на порошке можно было сэкономить.

      Те, кто не работал, получали только этот порошок в пунктах бесплатной выдачи, а чем питались в верхней части города, Элька не знала.

      – Яна пропала.

      – Когда?

      – Вчера. Я с работы шла, заглянула к ней – всё открыто, а Янки нет. И ведь никто, никто ничего не видел, а ведь было ещё не поздно.

      Элька взглянула на Нату – какая же она страшная. А Янка? Янка работала в лавке, где продавали всё подряд – мыло, сигареты, водку, а ещё совсем недавно стояла с ними на фасовке, но, как только забеременела, ушла туда, где легче, тем более что это не возбранялось.

      – А на каком месяце она была?

      – На восьмом.

      Тоже не удивительно – уже года четыре девчонки пропадали на последних месяцах беременности.

      Впрочем, не только они.

      – Эль, а сегодня на улице какой-то мужик умер.

      – Уберут. Докурила? Пошли работать.

      Когда-то она эту Нату швыряла об стены, пинала, даже нос ей сломала не кто-нибудь, а она, Элька, а ведь Ната была на четыре года старше.

      Серые улицы.

      Оранжевые