Змея, глотающая свой хвост. ОLЕГ СУХОNИN

рядом со мной в ресторане.

      – Как по-актёрски глубоко и тонко сыграл в том эпизоде Никита Сергеевич Михалков! И какую примитивную роль на протяжении всего фильма отвёл ему режиссёр в «Жмурках»! – от души возмущался орхидеист.

      – Но всё же зависит от сценария, – пытался возражать Молоканов, слегка картавя.

      – Вот именно, – поддакнул Блудман. – В детективную историю Конан Дойля английский юмор вплетается легко и органично. А какого тонкого юмора вы ждёте в фильме о лихих девяностых? Там место исключительно чёрному юмору!

      – То-то и оно, что всё зависит от режиссёра! – заломив рукава, воскликнул тропический пиджак. – Масленников в банальный диалог сумел ввести не только тонкий английский юмор, но и связанную с цветами глубинную восточную философию. Помните, как у средневекового корейского поэта Со Годжона – его «Вешний день»?

      Молоканов с Блудманом переглянулись, и было видно, что они не помнили.

      – А я вам напомню! Наизусть процитирую! – не унимался орхидеист и начал декламировать, надо отдать ему должное, с неподражаемым артистизмом:

      Струится золото плакучих ив,

            яшму роняет слива.

      Талые воды синеют в пруду,

            мхом окаймлён пруд.

      Вешние чувства трудно понять –

            и радостно, и тоскливо.

      А ведь ласточек нет ещё,

            и цветы ещё не цветут.

      – Понимаете, о чём это? – продолжил он после небольшой паузы, в полной мере насладившись эффектом, произведённым на окружающих своим чтением стихов. – Чувствуете двуслойность этих строк? Вроде бы всё просто: поэт рисует нам картину ранней весны, когда всё только ещё начинает расцветать. Казалось бы, живи и радуйся – вся весна впереди! Ещё даже ласточки не прилетели, и цветы не расцвели! Но в этих строках поэт сумел шедевральным образом выразить и соединить восхищение чудом пробуждения природы и одновременно острую печаль. Образно говоря – нектар и горечь весны в одном флаконе! Поэту уже в самом начале весны тоскливо, потому что он знает: вся эта красота преходяща, бренна, она скоро пройдёт, как и сама наша жизнь. Отсюда и вселенская грусть-тоска-печаль! Такие глубокие мысли у зрителя рождает простейший диалог в фильме Масленникова! – на высокой ноте резюмировал оратор в пиджаке с попугаями. – А ваши «Жмурки» – это кино для тупых: никаких глубоких мыслей оно не рождает!

      – Фильмы разные нужны. На вкус на цвет образца нет, – промямлил в ответ на эту тираду Блудман. – Как говаривал Козьма Петрович Прутков, «кому и горький хрен – малина, кому и бланманже – полынь».

      – Нет, Саша, – начал заводиться Молоканов. – Здесь нам товарищ рассказывал не про малину! И не про полынь! Наш «уважаемый» оппонент возбудился от диалога про орхидеи, с ходу с непонятного рожна перебросил мостки к глубинам восточной философии, а в своём примере со стихами какого-то там Со Гондона…

      – Не оскорбляйте великого поэта! – в ярости вскричал