Черные орхидеи. Лана Вейл Гудчайлд

помогла накрыть на стол. В городе нет этого упоительного чувства единения с природой, что ощущается только в пригородах! В Париже за окном шумят машины, на детских площадках смеются и плачут дети, иногда на них кричат родители, а за стенами квартиры слышны разнообразные звуки – от забивания гвоздей до разговоров соседей в их туалетах и ванных. А в Савойе – тишина, ни шума машин за стенами виллы, ни голосов чужих людей, только тихие, умиротворяющие разговоры бабушек Дарниз. Так спокойно, что сначала как-то даже не привычно, но некоторое время спустя каждой клеточкой тела и разума ощущаешь тихое счастье, гармонию, доступную лишь тому, кто уверен, что он дома. И ветерок в Савойе кажется прохладнее, и влажный воздух чище, и зелень зеленее, чем где-либо, и солнце ласковее, теплее. А какое в Савойе изумительное небо?! Синее, с пышными, похожими на вату облаками. В детстве Мейка называла такие облака «трехэтажными».

      Стол накрыли на площадке между скалой и столовой, совмещенной с лоджией со стеклом во всю стену. Место это расположено на противоположной стороне дома от въездных ворот, тут совсем тихо, безмятежно, как будто находишься в дремучем лесу. Наверное, это ощущение возникает из-за скалы с одной стороны, скопления древнейших секвой с другой, а между ними проглядывает пологий спуск к озеру, больше напоминающему море, потому что противоположный берег не видать совсем.

      Дарнизы любят вкусно поесть, на столе всегда есть красная икра, красная рыба на черном хлебе со сливочным маслом, тушенное в хвое мясо, а салатов столько, что можно наесться ими и даже не притронуться к первому блюду. Также Дарнизы великие ценители вин. Только Быстрина отказывается пить, потому что у нее проблемы со здоровьем. Кофе и вино вызывают у нее приступы невралгии, ей становится больно дышать, и в груди возникают такие боли, как будто колет сердце.

      Забросив посуду в посудомоечную машину, Мейка отправилась спать последней. Выключив везде свет, девушка поднялась по лестнице на второй этаж. Приняв душ, она переоделась в мягкую хлопчатобумажную пижаму и с наслаждением рухнула на пуховую постель. В Париже одеяло у нее было из синтепона, а здесь – из верблюжьей шерсти. И подушка здесь мягче – перьевая, и ковер под ногами приятный, пушистый, из шерсти викуньи. Что ни говори, а бабушки Дарниз знают толк в хороших вещах!

      В Париже Мейка засыпала только после того, как поиграет в «ферму» на мобильном, вот и теперь руки по привычке потянулись к телефону. Только она разблокировала экран, как от Лекса пришла эсэмэс-ка: «Ты спишь?». Рассмеявшись, девушка спешно напечатала три буквы: «Нет». «Позвоню?». «Да!».

      – Привет, Мейка Дэа. – послышался загадочно-тихий голос Лекса из трубки.

      – Здравствуйте, Лекс Даукелс. – в тон другу ответила девушка, не в силах сдержать улыбку.

      – Что так сразу «Даукелс»?

      – А что так сразу «Дэа»?

      – Не нравится, когда произношу твое второе имя? – притворно удивился Лекс.

      – Сердишься на меня?

      – Нет.