Время ошибок. Анна Владимировна Дунская

Кто воевал?

      – Мировая война.

      – Что ты такое говоришь!?

      – Рита, я говорю, что знаю, что видел собственными глазами. Я говорю тебе о том времени, когда я потерял всю свою семью.

      – Как это возможно?

      – Здесь все, что нам удалось собрать из литературы. Боюсь, это последние выжившие книги, – Майкл выдвинул ящик и протянул ей особенную.

      Рита ее распахнула.

      – Она написана от руки.

      – Так и есть. Когда-то давно появились обширные электронные ресурсы со всеми существующими текстами, доступ к которым был возможен практически из любой точки земного шара. Книги почти не печатали. Лавки, торгующие ими, обанкротились, и на смену пришло новое поколение электронных книжек. Живые остались лишь у старшего поколения и настоящих ценителей шелестящих страниц и запаха свежей краски. Как ты понимаешь, несколько лет назад стало невозможным использование электронного ресурса, а в скором времени и вообще электричества, – Майкл провел рукой по корешкам книг, стряхивая с них пыль. – Последние в своем роде… В твоих руках нечто более важное, чем простая писулька… в твоих руках история жизни, написанная моим отцом. Я понимаю, тебе трудно поверить во все, что произошло, пока вы отсутствовали в нашем времени.

      – Хочешь сказать, это дневник?

      – Он не принадлежит мне. Здесь ты найдешь некоторые ответы на свои вопросы. Я отойду ненадолго, чтобы не мешать тебе.

      – Подожди! Могу я узнать кое-что? На каком клочке земли мы сейчас находимся?

      – Если не вдаваться в подробности, так как это не имеет никакого смысла, то мы обосновались на территории бывшей Восточной Европы.

      – А сейчас это что?

      – Сейчас это ничего.

      После этих слов Майкл удалился, оставив Риту наедине с исповедью.

      Рита листала страницу за страницей, ища зацепки, которые бы привели ее к сегодняшнему дню, и тут ее взгляд коснулся следующих строк.

      «Сейчас две тысячи сто двадцать пятый год. Живу от заката до рассвета. Я всегда был противником этого, но если бы мне предложили таблетку забвения, смог бы я от нее отказаться? Черт побери! Черт побери! Сколько еще крови должно пролиться на полностью окровавленную землю? Почему мы не можем сложить свои палки и обсудить все за чашечкой моего любимого медового Гиллиса?

      Сегодня второе мая, и я убил человека. «Какая в этом новость, и где ты видел руки, без пятна алого оттенка?» – утешаю я себя.

      Я убил человека, я убил Тома, я убил лучшего друга.

      Мы шли к товарищам доложить обстановку на фронте у западной части горы в ущелье, прозванном нами Эдпатрес4. Тому становилось хуже с каждым шагом, он обливался холодным потом и корчился от боли во всем теле. Я практически тащил его на себе. Он просил его бросить и говорил, что умирает.

      – Какой толк тебе от трупа? – твердил он.

      – Никакого, поэтому ты будешь жить.

      – Да брось! Расскажи кому-нибудь другому.

      После этих слов я наблюдал то, что врагу не пожелаешь увидеть. Том схватился за голову, издавая странные, ужасающие, ни на что не похожие звуки. Кожа

4

Ad patres (в переводе с латыни) – к праотцам, то есть на тот свет.