Цирцея. Мадлен Миллер

что в раковине? Улитка?

      – Ничего. Воздух.

      – Это разные вещи, – возразил Ээт. – Ничего – значит пустота, а воздух – то, чем наполнено все остальное. Он – дыхание, и жизнь, и дух, и слова, что мы произносим.

      Брат мой, ты философ. Знаешь ли, сколько богов таковы? Я знакома лишь с одним. Над нами голубел небесный свод, но я вновь оказалась в том темном зале, увидела кровь, кандалы. И сказала:

      – У меня есть тайна.

      Ээт удивленно приподнял брови. Подумал, я шучу. Мне не могло быть известно неизвестное ему.

      – Это случилось до твоего рождения, – объяснила я.

      Слушая о Прометее, Ээт не смотрел на меня. Брат всегда говорил, что разум его работает лучше, если не отвлекается. Ээт не отрывал глаз от горизонта. Острые, как у орла, чьим именем он был назван, глаза эти проникали в суть вещей сквозь малейшие трещины, как вода просачивается в прохудившийся корпус корабля.

      Я закончила, а Ээт еще долго молчал. И наконец сказал:

      – Прометей был богом прорицания. Наверняка он знал, что его покарают – и как покарают. И все равно это сделал.

      Такое мне в голову не приходило. Значит, добывая огонь для людей, Прометей уже знал, что в конце пути его ожидает орел и одинокий, вековечный утес.

      Вполне, ответил он на мой вопрос, все ли с ним будет хорошо.

      – Кто еще об этом знает?

      – Никто.

      – Точно? – переспросил брат с непривычной настойчивостью. – Ты никому не сказала?

      – Нет. Да и кому говорить? Кто бы мне поверил?

      – Верно. – Ээт коротко кивнул. – Больше никому не рассказывай. Никогда не говори об этом, даже со мной. Повезло тебе, что отец не узнал.

      – Думаешь, он очень разозлился бы? Прометей ведь его двоюродный брат.

      Ээт фыркнул:

      – Мы все двоюродные братья и сестры, включая олимпийцев. Ты выставила бы отца глупцом, который за собственным чадом не может уследить. Он бы тебя воронам выкинул.

      У меня нутро сжалось от ужаса, а брат, увидев мое лицо, рассмеялся:

      – Вот именно. И ради чего? Прометея все равно покарали. Дам тебе совет. Когда вздумаешь снова перечить богам, найди повод посерьезнее. Очень не хотелось бы видеть, как сестру мою испепелят ни за что.

* * *

      Пасифаю выдавали замуж. Она давно уже просилась, то и дело, усаживаясь к отцу на колени, мурлыкала, как не терпится ей нарожать детей какому-нибудь достойному богу. Заручилась поддержкой Перса, и тот во время каждой трапезы поднимал кубок за созревшую сестру.

      – Минос, – сказал возлежавший на ложе отец. – Сын Зевса и царь Крита.

      – Смертный? – Мать приподнялась. – Ты говорил, она выйдет за бога.

      – Я говорил, за вечного сына Зевса, а он такой и есть.

      Перс ухмыльнулся:

      – Ох уж эти пророчества… Он умрет или нет?

      Вспышка озарила комнату, жгучая, как сердцевина пламени.

      – Довольно! В загробном мире Минос будет повелевать прочими смертными душами. Имя его не забудется в веках. Все решено.

      Брат не посмел ничего больше