Концепты и другие конструкции сознания. Сергей Эрнестович Поляков

сознание людей склонно квалифицировать и их как сущности, похожие на предметы. Однако неясности на этом не кончаются. Существительные используются и для обозначения самих действий (удар, бег, прыжок, давление, течение, падение, скачок, метание, шатание, прогулка, пение и т. д.), а также свойств предметов (белизна, твердость, крутизна, ершистость, несговорчивость, упорство, неудержимость и т. д.).

      Надо отметить, что в русском языке (видимо, и не только в нем) реальность делится в процессе ее концептуализации не на два «полюса», о которых пишет Б. Уорф (2003, с. 211), а на многие «полюсы».  В ней выделяются объекты и явления, их изменения (или действия), их свойства, их отношения, события и т. д. Причем для обозначения сущностей, входящих в эти разные группы, в языке могут использоваться одни и те же варианты словоформ, а соответственно, одни и те же части речи.

      Примерно теми же вопросами применительно к английскому языку задается Б. Уорф: «Мы обнаруживаем, что “событие” (event) означает для нас “то, что наш язык классифицирует как глагол” или нечто подобное» (с. 212). Он (с. 212–213) обращает внимание на очень важное обстоятельство – то, что, исходя из природы, невозможно определить, с чем мы имеем дело – с явлением, вещью, предметом, отношением и т. д. И их определение зависит от грамматических категорий того или иного конкретного языка.

      Например, в языке хопи существует классификация явлений (или лингвистически изолируемых единиц), исходящая из их длительности, нечто совершенно чуждое, по мнению автора, нашему образу мысли. Так, слова «молния», «волна», «пламя», «метеор», «клуб дыма», «пульсация» относятся к глаголам, являясь кратковременными событиями. «Облако» и «буря» обладают наименьшей продолжительностью, возможной для существительных.

      Следовательно, если исходя из природы невозможно определить, с чем мы имеем дело – с явлением, вещью, предметом, отношением и т. д., то данное обстоятельство зависит не только от природы, но и от людей и их концептуализации реальности. Я согласен с автором, что «чуждая», по его выражению, классификация явлений природы представляет собой тем не менее нечто не менее логичное и адекватное реальности, чем то, что мы имеем в концептосфере английского (или русского – Авт.) языка и привыкли считать единственно возможным разделением мира на «объективно» присущие ему объекты и другие сущности.

      Б. Уорф (с. 213) указывает, что в разных языках одни и те же элементы реальности могут концептуализироваться по-разному. В языке нутка (племя, проживающее на острове Ванкувер), например, все слова показались бы нам глаголами, но в действительности там нет ни глаголов, ни существительных. В нем присутствует как бы монистический взгляд на природу. Он порождает, как пишет автор, только один класс слов для всех видов явлений. Например, о house («дом») можно сказать и а house occurs («дом имеет место»), и it houses («домит»).

      Итак, сходные элементы «реальности в себе» в разных культурах могут концептуализироваться по-разному. Где-то они могут быть сформированы в виде предметов, где-то – и�