Цицерон – мастер публичных выступлений. Или роман об истинном римлянине. Том II. Василий Князев

встал, и при звуке его имени вся многолюдная толпа взорвалась аплодисментами. Да…. Цицерон уже был известен своими славными победами и добрыми делами. А толпа любит победителей. Так было всегда, даже две тысячи лет назад…

      – Подойдите оба ко мне и вытяните жребий, кто будет выступать первым. Цицерон загадал орла, Квинт – решку. Претор подкинул монетку вверх, и та полетела высоко к богам на Олимп. Шучу. Пока она летела вниз обратно, Цицерон загадал: «Если выпадет орел и право решать, когда выступать, будет за мной, то через семь лет я стану консулом». Еще немного и… монетка оказалась в прикрытой ладони Мания. Он медленно, сохраняя интригу, открыл ладонь и.…, все увидели, что она лежала вверх орлом. Цицерон выдохнул и улыбнулся про себя, подумав: «Быть тебе, Цицерон, консулом. Или я ничего не понимаю в знаках богов».

      – Выбор за Марком Туллием Цицероном, – громко объявил Маний.

      – Я предоставляю право выступить первым Квинту, – с поклоном произнес Цицерон и сел на свое место.

      Едва он сел, как его брат с опасением спросил:

      – Марк, зачем ты отдал право выступать первому Нигру?

      – Брат, не переживай. Я собрал информацию. Он не является ритором, он даже двух слов связать не может. Его речь будет блеклой и скучной, а затем выступлю я. И между нашими речами будет контраст в мою пользу. После этого под впечатлением моей речи присяжные начнут голосовать. Запомни брат: запоминается последнее. Как ты думаешь, такая стратегия увеличивает шансы на победу?

      – Да, я думаю, ты прав. Ладно, давай послушаем, что нам напоет этот «соловей», – усмехаясь, произнес Квинт.

      Квинт Цицилий Нигр взошел на ростру. Весь его вид кричал, вопил о неуверенности и страхе ритора. Как вы думаете, зрители, присяжные заседатели это заметили? Претендент начал свою речь с того, что восхвалил себя как правителя Лилибея. Много говорил о том, сколько он сделал добрых дел, будучи квестором. Все эти его слова были встречены дружным хохотом и негодованием всех собравшихся сицилийцев. Упомянул и о том, как он-де сочувствует сицилийцам и понимает их. Затем проговорил о смертельной обиде, которую нанес ему Веррес, и о том, что он ему этого никогда не простит. Проговаривая все это, он прятал свой взгляд и от Верреса, и от присяжных заседателей. Время от времени он подглядывал в какие-то записи, видимо, подсказки, чтобы не забыть, что говорить дальше. Одним словом, вся его речь была мучением как для него самого, так и для всех собравшихся. Когда же Квинт Цицилий закончил свое выступление и сел на свое место, все облегченно вздохнули, устав от этой пытки.

      Настала очередь Цицерона.

      Он поднялся на ростру и посмотрел на огромную людскую толпу, собравшуюся на форуме. Здесь были клиенты как Цицерона, так и Верреса, праздные гуляки и торговцы, гладиаторы и ланисты, домохозяйки и ростовщики, вольноотпущенники и свободные граждане….

      А что видели они? О…. они видели уверенного молодого сенатора с гордо