Детские клятвы. Елизавета Алексеевна Малышева

чтобы тратить, а потому готов был на что угодно, только бы сохранить их.

      Башмаки раздобыть оказалось куда сложнее. Никто не выставлял их на улицу и не оставлял двери открытыми. Здесь Рен обнаружил первое важное отличие от деревни. Он прежде думал, что город кончается там, где высятся ворота, на деле же он обрывался на каждом пороге. Рен искренне не понимал, как это, задергивать шторы и поворачивать в скважинах ключи, чтобы уберечь уют, быть дальше от остальных, жить в своей маленьком мире, где нет ни соседей, ни прохожих, ни кого-нибудь помимо тебя самого и ближайшей родни.

      Стояла середина лета – хорошее время для бродяг. Можно кормиться тем, что найдёшь и не бояться замерзнуть насмерть во сне. Рен всегда замечал палисадники с яблонями, на которых появились уже маленькие зелёные плоды, и кустиками ещё кислой жимолости, и думал, что не так страшно его будущее.

      Все хорошо.

            Рен натаскал сена, каких-то тряпок, сдернутых с бельевых веревок, и прочей мелочи на чердак крошечного домишки на окраине и иногда тратил драгоценные время сна на созерцание бесконечности, краешек которой виделся сквозь пробитую крышу. Городское небо ложилось тяжелым брюхом совсем низко, без страха распороть черный бархат одним из бесконечного множества шпилей. Темное и бездвижное, оно будто не дышало, даже луна, ущербная и тусклая, совсем потерялась в душном мороке.

            Звёзд больше нет, они проиграли фонарному свету цвета яичного желтка и теперь, с кротостью побежденных для Рена годны лишь на то, чтобы являть собой символ его сиротства, огромного и страшного одиночества и бесприютных скитаний.

            Усталые глаза едва различали, где кончаются старые сломанные доски и начинается июльская ночь, и Рен с досадой думал, что все осталось прежним, что он по-прежнему жалок и слаб и ждёт чуда или руки помощи, и тогда, чтобы уберечь гордость от очередного укола, он пытался вспомнить события ночи побега.

            Вот он пасет стадо, вот возвращается домой, пахнет пылью и неуловимой горечью душного полудня, скрипит калитка. " Кажется, отец собирался смазать петли" – думает ребёнок, но кому есть дело до петель, когда на встречу бежит с лаем тощий пёс. Рен треплет друга за ухо и входит в сени, босым ногам тут же становится холодно, скрипит половица, в углу стоит мать, точно наказанная, и смотреть огромными печальными глазами на сына.

            "Почему она там?"

            И пустота пожирает последнее четкое воспоминание: затравленный взгляд истощенной несчастной женщины, и последовавший за ним неясный скрип…

                                    2. Арлен Дюран

      1867 г.

            Все вокруг кажется очень реалистичным и тем не менее принять это за реальность Рен не может даже при желании: как бы бродяжка оказался в такой роскоши? Бархатный балдахин , расшитый звездочками, а за ним просторная спальня, наполненная золотом, зеркалами и солнцем.

      – Где же гувернантка? Или слишком рано? Тогда почему открыты шторы? –