Забытый мир. Кристина Воронова

ладонь и поймал несколько снежинок.

      Однако сознание наконец-то снова угнездилось в мозгу, и он со страхом вскочил, едва не рухнув снова из-за одеревеневших ног.

      Он принялся судорожно оглядываться, уже примерно осознавая, что увидит. И вокруг действительно валялись трупы тех людей, которых он снова не узнал, так как разговаривал только с одним из небольшого отряда.

      Его знакомый лежал рядом с таким изумлённым видом, будто только что поверил, что Павел опять воскрес. Всё-таки он ведь на самом деле замёрз ночью насмерть. Потому что вокруг царил неестественный холод, будто весь этот лес запихнули в ледник. Или в сугроб.

      Ему сразу вспомнился жуткий сон. И Павел принялся бродить, шатаясь, между деревьями и мёртвыми телами, пытаясь найти хоть кого-то живого. Он тряс их за грудки, пытался отыскать пульс, умолял проснуться. Кричал, что всё это – дурацкий розыгрыш. И что ему совсем даже не смешно! А очень даже жутко!

      Снег постепенно становился гуще, а из его рта при дыхании стал исходить пар. Тело, которое так и не отогрелось, вновь начало замерзать.

      – Пожалуйста, пусть хоть кто-то будет живым! Мне одному так плохо, так страшно, – шепнул он, без сил падая на колени в начавший образовываться сугроб. – Я больше так не могу! Иди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю, что. Теряя при этом всех тех, с кем я только успел познакомиться. И заодно теряя себя. Лучше уж смерть, чем такое жалкое, убогое существование!

      Он ощущал, как слёзы медленно текут из глаз, замерзая на щеках. И, как ему казалось, превращая его глаза в стекляшки. Он достал свой кинжал и начал машинально ковырять снег, розовый от крови. Лишь пару минут назад он осознал, что кто-то застрелил всех спящих. И только ему удалось погибнуть во сне. И остаться без дырок в теле. Впрочем, предыдущая сквозная рана всё равно куда-то делась…

      Пальцы побелели и почти не гнулись, он едва не уронил кинжал. А затем ладонь едва не примёрзла к рукояти.

      Диск белого солнца, встающий из-за горизонта, казался вспышкой далёкого взрыва.

      – Куда бы я не шёл, все вокруг меня умирают. Но это не я виноват, а эта дурацкая война. Все войны дурацкие, лучше бы взрослые мужчины, как мальчики, продолжали играть в солдатиков, чем уничтожать людей, как противников в играх, – вслух размышлял он, продолжая стоять на коленях на мёрзлой земле, ощущая, что постепенно превращается в снеговика.

      – Наверное, Смерть преследует меня. Именно так. И почему-то не в состоянии убить меня, она охотится на тех, кто оказывается рядом со мной.

      Ему представилось, что он теперь один на всей планете, которую залила кровь, как глобус в его сне. И что в живых остался только он. Окружённый мертвенным, холодным, звенящем в ушах одиночеством.

      – Всё, что я не делаю, всё впустую! Слышишь, папа, у меня не получается добраться до тебя. Я лишь сею семена гибели, но не могу добраться до спасительного убежища. Потому что меня никто не хочет спасать. И я тут один, совсем один!

      Через некоторое время, придя в себя и встав с колен не без усилий – на какой-то