Дикий голубь. Юрий Валентинович Курин

осторожно встал на четвереньки как маленький пугливый пёсик и сквозь проросшие мелким клёном кусты, пробрался к взрослому дереву всё того же клёна. Сломанные мною ветки пахли сочным, но кислым молодняком; листья прилипали к ладоням, а несколько раз я наступил на что-то мокрое и вязкое – даже боюсь подумать о том, что бы это могло быть.

      Прислоняюсь к дереву спиной – перевожу дух. Земля таила страсть и тайну канувшую в небитие веков, а ещё сырость, отчего колени подверглись тяжбой памяти трёхмесячного похода и его развязки. Я сидел и думал о тех высших силах, что так легко и свободно предрешают судьбу таких как я. Нисколько не хочу поднять своего значение перед Ним, но можно же понизить планку и объективно считаться не только со своим, но и с нашим мнениями.

      Но мне виднее, потому и считаюсь…

      Это всё от воды, от того течения, которое, что хоть к вечеру, что хоть на туманной зорьке, приносит откуда-то издалека непонятное что-то и это что-то непонятное притягивает как магнит, как запретный плод, как свинцовый шарик при ударе о боёк, вспыхивает огнём сушёный порох, отправляя в единственный и последний путь его, на удачу и чью-то нежить. И всё это, без права на возвращение.

      Мне ещё не довелось постичь скоротечности жизни; отлаживаемые дела ни делались, а накопившиеся новые, никак не приступали к старту. И теперь там, где-то, где сразу-то и рукой не достать, я вижу, что так оно никогда с места и не сдвинется…

      К собственному удивлению, я почему-то не испытывал теперь дикого страха; я словно присел передохнуть в тенёчке и так, как это было около реки, посреди ночи, да ещё и несмотря на то, что я был практически рядом с логовом зверя. И меня это обстоятельство в кой-то мере напрягало, но так, чтобы вроде бы непосильную на первый взгляд ношу, я сумел бы легко взвалить на плечи и отнести куда мне нужно. Но по возникшей, по неосторожности (а осторожность я сохранял неподдельную), мог наделать немало шума и непоправимых глупостей. Предчувствие такого только накручивало и так на накрученное состояние… И я в конец понимаю, что шпарюсь, горю, плавлюсь как пластилин на солнце, как масло на разогревающейся скороводе.

      Это не сумашествие – это гон…

      Самое верное, что мне надо было сделать, так это переждать какое-то время. Встряхнуться, свесить руки подобно кистям, полных виноградных плодов и подумать о чём-то отрешающим, незначащим пока ничего. Если получилось, дать оценку своему новому положению и продумать о дальнейших действиях.

      Дальнейшие действия. Их было десятки, сотни, а может даже и тысячи – там, у самого дома, у крыльца. Они были выучены наизусть, разобраны по пунктам, расставлены по полочкам. Подкреплены силой духа и уверенностью в их пригодности…

      … тут они рассыпались как соль на стол и столько же на пол. Боишься начать уборку, потому-что плохая примета… Подбирать… Ну что, посмеёмся!

      Сжавшись, словно снежный ком, готовлюсь к полёту. Вот сейчас клён сам собой оттянется назад, немного задержится и… Ти-и-иу-у!!! Поехали!!!