Холодные сердца. Антон Чиж

я на службу опоздаю…

      – Ну, прости, прости, ты же у нас государственный человек. Служишь кровавому режиму, деньги от него получаешь, чины. А тут я со своими мечтами. Зачем думать, что народ страдает под тираном, нам бы на службу не опоздать. Местечко тепленькое. Жалованье. Карьера. И все такое прочее…

      – Об этом поговорим в другой раз, хоть вечером, а сейчас…

      – Как вам будет угодно, господин инженер Жарков. Не смею вас задерживать. Служение кровавому режиму не терпит суеты. Дисциплина и порядок. Только вот одно хотел у тебя спросить… Вы позволите?

      Жарков покорно ожидал продолжения.

      – Обещание свое не забыл? Слово твое крепко? Нерушимо? Как клятва?

      Усольцев буравил Жаркова взглядом.

      – Нет, не забыл, – ответил Жарков.

      – Я могу быть в этом уверен?

      – Сколько же можно…

      – Просто ответь мне «да», как товарищ и друг…

      – Да! Десять тысяч раз «да». Достаточно?

      – Не кричи, Иван, что ты так. Еще, чего доброго, твоя домохозяйка услышит. Я же только спросил. Чего злишься… Вот и хорошо… Вот и славно…

      – Извини, мне пора.

      – Само собой! Только еще мгновение украду у тебя.

      – Что еще?

      – А то, друг мой и товарищ. Начнем сегодня вечером. Ты готов?

      – Сегодня? Почему так рано? – спросил Жарков.

      – Не твоего ума дело. Я хочу знать: ты готов? Ответ требую немедленно.

      – Но ведь…

      – Никаких больше «но», Жарков, не осталось. Теперь только так вопрос ставим: или дело, или предательство. Как ты?

      Тишину улицы нарушил бой часов. Уже девять. А то и четверть десятого. Совсем беда.

      – Ладно, – Жарков двинулся было к дому, но ускользнуть не удалось. Усольцев держал цепко.

      – Что у нас с тобой «ладно»?

      – Устроим сегодня. Отпусти.

      – Это твое верное слово?

      – Да! Я обещаю! Этого достаточно?

      Усольцев ослабил захват.

      – Вот это товарищ! Вот это дело… Только, знаешь, чтобы слово твое держалось крепко… Я, конечно, целиком тебе доверяю, но мало ли что, вдруг какая ерунда случится. Так вот, чтобы воля твоя крепка была…

      Усольцев вовремя замолчал, чтобы ожидание развязки было особенно мучительным. Жарков закусил губу, лишь бы не задать глупый вопрос. Наконец Усольцев не выдержал и улыбнулся.

      – У меня память глубокая. Чего в ней только не найдется. Всякого найдется. Все помню и знаю. Если что… Ты меня хорошо понял? Как искреннего друга понял?

      Жарков двинул калиткой, аж заборчик затрясло. Усольцев помахал ему вслед.

      – Никуда не денется, – проговорил он и отправился прочь по Парковой улице.

      В глубине Петербургской улицы, широкой и пустынной, возвышался одиноким зубом особняк в три этажа с колоннами в классическом стиле. Каменный дом принадлежал предводителю местного, хоть и малочисленного, дворянства, а заодно голове нашей управы господину Кротких. Фёкл Антонович оправдывал фамилию. Счастливо дожив до сорока лет и нажив приятную полноту, а также супругу