Холодные сердца. Антон Чиж

письма, дневник? Дневник Жарков вел?

      – Нет-с… Да вы у него же и спросите… При чем тут я!

      – Кому, как не другу, ценную вещь на хранение отдать. Ну, так что?

      – Не было ничего… Поверьте, Матвей…

      – Так и быть. В этот раз поверю. Но смотри, Стася. По дружбе нашей повторю: держи язык за зубами, крепко держи. Иначе подчистую лишишься и зубов, и языка. Это я тебе обещаю, слово моряка…

      Стася получил несильный, но очень обидный тычок в тот же бок. Он пискнул, как мышь, которой наступили на хвост.

      – Ну, спи-спи… Не буду мешать.

      Стася покорно зажмурился. Вокруг стало тихо. Подождав, он приоткрыл глаза. В саду было пусто. Только ветер играл листками. Неужели приснилось?

      Скромный с виду домик с резными ставенками словно сошел с картинки уездного рая. Густые кусты смородины и крыжовника за заборчиком, потом яблоневый сад, а за домом – корабельные сосны. Сам же дом требовал ремонта. Краска заметно облупилась, но стены стояли прочно.

      Пристав остановил у калитки.

      – Прикажете подождать?

      Ванзаров спрыгнул на утоптанную землю, что подменяла на Парковой улице брусчатку, и приподнял шляпу.

      – Вы мне очень помогли, Сергей Николаевич. Дальше я сам.

      – Как вам будет угодно…

      – Еще маленькая просьба. Видимо, придется у вас погостить денек-другой. Так что не затруднит выделить комнату в участке? Господин предводитель грозился дачей, но это лишнее. Я могу рассчитывать?

      – Можете. Найдем что-нибудь, рядом с приемной есть пустая комната. Там и кровать имеется. Матрас и белье вам притащим. Иных удобств не имеется.

      – Вот за это низкий поклон, – сказал Ванзаров и не думая кланяться. – И последнее. Пошлите кого-нибудь в Петербург ко мне на квартиру, а то вещей никаких. Даже чистую сорочку завтра не надеть. Там выдадут, спросите эм-м… Ну, в общем, кто будет в доме, тот и выдаст. Да, и не забудьте сохранить обломок палки. Это важная улика.

      Пристав подумал, что вот оно – счастье служить в столице: юнец озабочен чистыми сорочками и обломками палок. А ему, скромному защитнику закона в глухом уголке, порой некогда в баню сходить. От этих мыслей лицо его, и так сосредоточенное, нахмурилось окончательно. В сердцах он прикрикнул на возницу, пролетка припустила по Парковой.

      Сняв шляпу, Ванзаров постучался. Открыли сразу, будто подслушивали за дверью. На пороге стояла женщина в простом домашнем платье, с покрасневшими руками. Голова повязана цветастым платком, какие обожают барышни-крестьянки. Пахло от нее свежей кашей и чем-то домашним, из детских снов. Хозяйка приставила ладонь козырьком.

      – Никак, сам пристав заезжал?

      – Доброго здоровья, госпожа Лукьянова.

      – Да уж, нынче госпожа, – ответила она, разглядывая гостя. – А вы кто такой будете?

      Ванзаров назвался чиновником из Петербурга.

      – Мне бы господина Жаркова повидать, – закончил он.

      – Ваньку? Так ведь нету его…

      – А где же он? Неужели на службе?

      – Да кто его знает! Молодой, красивый, сил много, семьи