Евангелие от режиссёра. Себастьян Оз

сплетничать.

      – Иисус пророк и не знает, что его ученик сочувствует зелотам? – А им многие у нас сочувствуют. Вот, посмотри на Фаддея.

      И что?

      – Но Иисус же против насилия.

      – Против. Но я думаю, он знает всё про Иуду. Он его, кстати, и прозвал Искариот. Иуда не любит это прозвище – сразу ясно, что он не галилеянин, а из предместий Иерусалима.

      – А остальные? Тоже за зелотов?

      – Да нет. Он да ещё Симон, прозванный Зелотом, – такой же, из двенадцати, которые всегда с Иисусом. Остальные – мирные.

      – Может, и так. Но Иисус странный всё-таки. Почему он его выбрал?

      Солнце припекало. Народ ещё посудачил и стал расходиться.

      XII

      География Палестины и судьбы мира

      Из дневника С. А. Левия.

      Я принёс в поликлинику свою надутую красную негнущуюся руку.

      – Доктор, меня покусали.

      – Присядьте. Покажите руку. Болит?

      – Ой, осторожней, осторожней, пожалуйста, доктор!

      – А здесь? Ага, не дёргайтесь. Сей-час.

      Доктор пинцетом извлёк из гнойной ранки осколок коричневого зуба.

      – Вас, похоже, собутыльник покусал? Это не собака. Так что от бешенства колоть не будем. Хотя…

      Из дневника С. А. Левия.

      В юные годы я любил путешествовать и много фотографировал. Меня восхищала архитектура Европы, сочетание ландшафтов, древних камней, замков и хайтека. Приезд в Москву тогда казался возвращением в мрачный Мордор. Всё, от свинцового неба до грязного снега и серых домов, повергало в уныние. Вернувшись из Израиля, я впервые увидел, что Москва – красивый и современный европейский город. Даже небо сияло голубым, а зелень была яркой, свежей, пахучей.

      Москва словно приняла иной дух – не суровый дух холодных земель, дух борьбы без особой надежды на победу, а дух праздности, веселья, лёгкого отношения ко всему, прагматичности и радости от получения, от потребления, от удовольствий. Это дух Европы. С ним легче жить.

      Где-то в недрах общества, глубоко под поверхностью произошли большие перемены, которые увиделись мне в этой европейскости. В чём суть этих перемен? Сменилось поколение, и русские, наконец, перестали решать безнадёжную задачу строительства общества справедливости. Страна отказалась от цели, в достижение которой больше не верила, и у всех словно тяжесть с плеч спала.

      Мы стали нацией без общей всепоглощающей и преобразующей идеи. Православие было христианством для крестьян, рождая в их среде чистые души, а коммунизм – идея пассионарного общества, прогрессивных слоёв, устремлённых в будущее. Обе идеи могли собрать организм без денежного наркотика для решения великих задач. Это много раз спасало Россию. Теперь всё закончилось.

      Я помню, как при крушении СССР все религиозные идеи вместе с сектами, конфессиями, духовными практиками ринулись в пролом стены, которую десятки лет выстраивали коммунисты. Православие, выбравшись из глухого угла, в который его загнала советская власть, расправило плечи и тоже вступило в борьбу за души. Перепад давления между внутренним