Большое (не космическое) путешествие. Елена Борисовна Скворцова

уроков, а там красота, пахнет осенью – и идём гулять в наши излюбленные места. Последнее время это опушка леса – там такой крутой склон, и мальчишки приделали прямо над ним к берёзе тарзанку… только там часто бывает занято.

      Мама пристально на меня смотрит.

      – Гуляй, – говорит вдруг. – Радуйся своей свободе, пока она есть.

      Дальше ещё – море наставлений о том, что одной ходить не надо, возвращаться домой – как только стемнеет, по всяким местам дурным не шарашиться.

      – Мама, скажи бабушке, чтобы она не встречала меня со станции – а то она говорит, что темно уже становится в это время.

      Последний раз, зная, что бабушка собралась идти встречать меня, я выскочила из электрички и за десять минут пронеслась бегом до самого дома, когда бабушка только выходила. Она очень ругалась.

      Мама отказывается выполнить мою просьбу.

      – Подумай обо мне и о бабушке – нам и так неспокойно.

      Мы продолжаем неспешно обирать веточки.

      – Мама, ты по-прежнему живёшь в той комнате? – спрашиваю я чуть погодя.

      В конце лета мы с бабушкой приехали её навестить, и кое-что выяснилось.

      Во-первых, мама живёт не в самой Москве, а в Троицке, а это, по-моему, разные вещи, хотя мама уверяет, что многие так делают и Троицк даже лучше – спокойнее, и воздух чище.

      – Где Красная площадь? – упрямилась я.

      – До неё пешком – увы, Маришенька, – отсюда не дойдёшь, – как маленькой, сказала мне бабушка.

      – Это не Москва, – повторила я.

      Не обращая на меня больше внимания, они продолжили разговор, и в это время в комнату вошла незнакомая женщина лет пятидесяти.

      – Извините, я вам помешала, – сказала она – и, сев возле окна на кровать, которая, как я думала, была маминой, начала лениво рыться в своей косметичке, словно желала сказать: мне совершенно всё равно, что я вам помешала.

      – Ничего, Светлана Вадимовна, – ответила мама и, понизив голос, сказала: – пошлите на кухню.

      Так я узнала, что мама живёт в комнате не одна, и сразу мне сделалось очень тоскливо. Эта Светлана Вадимовна мне не понравилась.

      Бабушка выглядела так, будто ей хочется что-то сказать, но она пересиливает себя. Она накрыла мамину ладонь своей ладонью.

      – Работает в киоске возле нашего дома, – зачем-то пояснила мама.

      – У неё синяя татуировка на руке, или мне показалось? – громко сказала я, а они как зашикали на меня.

      Оказалось, эта Светлана Вадимовна раньше ещё и в тюрьме сидела.

      – Неужели тебе не с кем было больше поселиться? – спросила бабушка, когда ближе к вечеру мы с бабушкой шли на поезд, а мама нас провожала.

      – А с кем? Во второй комнате, которая поменьше, мужчина живёт. Эта Светлана Вадимовна нормальная, ты не думай – с ней можно договориться.

      Бабушка вздохнула и ничего больше не сказала, хотя я-то как раз всё ещё не могла избавиться от потрясения.

      Когда мы остались с бабушкой одни, я подняла на неё глаза – по моим представлениям, именно сейчас, когда мама ушла, бабушка должна была перестать сдерживаться