Неувядаемый цвет. Книга воспоминаний. Том 2. Николай Любимов

В первые годы революции он заботился о Ермоловой. Он считался знатоком, любителем и отчасти покровителем символистов. Тотчас после смерти Андрея Белого Каменев задумал издать в «Academia» полное собрание его стихотворений. (Сменивший Каменева на посту директора Янсон приказал рассыпать набор.) В 20-х годах Максимилиан Волошин устроил в Москве выставку своих картин. Каменев, посетив выставку, пригласил Волошина к себе на обед. Почему-то пригласил он и тогдашнего верховного прокурора Крыленко. За обедом Каменев повел с Волошиным такую речь, что-де, мол, выставка Максимилиана Александровича имела несомненный успех, почему бы Максимилиану Александровичу не перебраться из Коктебеля в Москву? Будем, мол, вместе работать. Волошин сказал, что в Москву он не собирается и сотрудничать с новой властью особой охоты у него нет, а почему – на это, мол, яснее всего ответит его стихотворение «На дне преисподней». Стихотворение это он тут же и прочитал:

      С каждым днем все диче и все глуше

      Мертвенная цепенеет ночь.

      Смрадный ветр, как свечи, жизни тушит:

      Ни позвать, ни крикнуть, ни помочь.

      Темен жребий русского поэта:

      Неисповедимый рок ведет

      Пушкина под дуло пистолета,

      Достоевского на эшафот.

      Может быть, такой же жребий выну,

      Горькая детоубийца-Русь!

      И на дне твоих подвалов сгину,

      Иль в кровавой луже поскользнусь,

      Но твоей Голгофы не покину,

      От твоих могил не отрекусь.

      Доконает голод или злоба,

      Но судьбы не изберу иной;

      Умирать, так умирать с тобой

      И с тобой, как Лазарь, встать из гроба!

      – В этом стихотворении, насколько я понял» не наша идеология, – заметил верховный прокурор.

      – Максимилиан Александрович имеет право на свою идеологию, – возразил амфитрион.

      Обаятельный своей простотой Каменев расположил меня к себе. Тем тяжелее мне было потом читать его показания на процессе, происходившем в августе 36-го года.

      На процессе Каменев вел себя как предатель. Мы не знаем, что происходило за кулисами, какие меры воздействия были к Каменеву применены, что положили перед ним на чаши весов. Быть может, ему пообещали не тронуть первую жену, Ольгу Давыдовну, сестру Троцкого, не тронуть их сына «Лютика», не тронуть вторую жену, не тронуть их сына «Волика», которых, конечно, потом «тронули». А скорее всего, ему обещали помилование, и он поверил – ведь пощадили же «рамзинцев», «плановиков».

      Так или иначе, на «сцене» одно из показаний Каменева выглядело как самое черное и притом по видимости добровольное предательство.

      Понятно, все было заранее условлено на репетициях. Понятно, «куча мала» составляла сверхзадачу и режиссера, и сорежиссеров. Однако на судебном заседании Вышинский не тянул Каменева за язык оговаривать пока еще не привлеченных к ответственности. Создавалось