Неувядаемый цвет. Книга воспоминаний. Том 2. Николай Любимов

прикрепляли избранных. «Торгсины» были далеко не всякому доступны: туда без валюты и без драгоценностей не суйся. А еще потому советские граждане в самом начале 1930-х годов одевались скромно, что тогда еще не выветрился аскетизм первых лет революции; он доживал последние дни, но в 1933 году хорошо одеваться все еще считалось моветоном, признаком «обрастания» и «разложения».

      Ведь еще так недавно артист Борисов распевал с эстрады на мотив «С одесского кичмана» популярную песенку, по-видимому собственного сочинения:

      Служил на заводе

      Сергей-пролетарий,

      Он в доску был сознательный марксист;

      Он был член завкома

      И секретарь месткома, —

      Короче, безусловный активист.

      Евонная Манька

      Страдала уклоном,

      Плохой между ими был контакт:

      Намазаны губки,

      Колена ниже юбки,

      А это, безусловно, вредный факт.

      «Маруська, Маруська!

      Оставь свою отрыжку,

      Она конпроментярует мене».

      А та ему басом:

      «Катись к своим массам,

      Не стану я сидеть в твоем клубе!

      Тады разъярился

      Сергей-пролетарий,

      Такая заварилась тут мура!..

      «Ты – вредная гада,

      Таких нам не нада,

      С помадовщиной кончить нам пора».

      Несчастная Манька

      Безумно рыдаить

      И волосы себе повсюду рветь.

      Сергей не сдаетца:

      Он будет с ей боротца

      И маньковщину с корнем изживеть.

      Ведь еще так недавно советские обыватели и обывательницы, чтобы как можно больнее ударить противника или противницу, приберегая к концу трамвайных баталий наиболее грозное обвинение – обвинение в барственности и в буржуазности, бросали:

      – Ишь, шляпу надел!

      Или:

      – Ишь, шляпу надела!

      В 1932 году моя школьная подруга, намеревавшаяся поступить в Московский институт новых языков, поехала для переговоров к декану.

      – Смотри, – наставлял я ее, – если хочешь произвести благоприятное впечатление, не вздумай надевать свою дорогую шубу.

      Еще немного – и «самый великий и мудрый» объявит, что у нас наступила «счастливая, зажиточная жизнь», и скуластые, толстогубые парни наденут шляпы, мурластые девки, не часто имевшие дело с мочалкой, мылом и банною шайкой, начнут завивать свои гривы и примешивать к запаху пота запах духов, своею тонкостью напоминавший благоуханье часто посещаемых кошками черных ходов, в домах отдыха и даже в санаториях с грацией коров на льду зафокстротируют почтенного возраста, страдающие ожирением кавалеры и дамы, а ведь еще так недавно московскую молодежь только за увлечение «буржуазными танцами» отправляли на несколько лет вон из Москвы!

      Изящному франтовству Эльсберга соответствовала его ровная корректность – корректность крупного дельца или правителя канцелярии – в обращении