За два столетия до конца. Болдырева Елена

не высказывая и малой толики усталости.

      «Железный он что ли?» – думала Милея, без сил опираясь после таких занятий то на забор, окружающий полигон, то на Харада, то на гладкое термостойкое покрытие самого полигона.

      После каникул группа ВБМ начала проходить преобразование энергии ядерного синтеза в эмтэнергию и теперь не вылазила с учебной площадки. В аудитории заниматься такими сильными преобразованиями было просто опасно.

      – Энергию излучения звезды направляем на выделение из паров находящейся в атмосфере воды дейтерия и трития, – объяснял милорд Эрден, проводя манипуляции руками в воздухе. – Запускаем реакцию нуклеосинтеза. Энергию термоядерного синтеза преобразуем в атакующую эмтэнергию.

      Он показал классу маленький бело-голубой ярчайший ауронер.

      – И ограничиваем поток фотонов, чтобы не ослепнуть.

      Шарик стал не таким ярким, но свой цвет сохранил.

      – Это понятно?

      – Да, милорд.

      – Тогда приступим к реализации этого алгоритма на практике. Студентка Грайв, идите сюда и продемонстрируйте нам, как Вам понятно.

      Мили пыталась повторить все только что услышанное и увиденное, но лорд ректор был так близко, помогая правильно поставить руки для фильтрации воздуха на предмет водяных паров, что она никак не могла настроиться на выполняемое задание.

      В голову лезло все что угодно, только не энергетические преобразования, от чего Милея волновалась и злилась, что, в свою очередь, еще больше усугубляло ситуацию.

      – Студентка Грайв, не заставляйте меня думать, что я завысил Вашу экзаменационную оценку, – произнес он где-то у нее над головой.

      И как-то резко отпустил ее руки, даже, скорее, бросил.

      – Идите на свое место! Студент Фарнис!

      Вечером того же дня, после занятий и четырех часов, проведенных в библиотеке, понурая Милея шла к себе. Остановившись у самой двери в женское общежитие, она на секунду замерла, а потом развернулась и пошла по направлению к воротам Академии. Ей никого не хотелось сейчас видеть. Ужасно хотелось побыть в одиночестве.

      На дворе было начало февраля, и, хотя в Иамскому лесу еще лежал снег, первые робкие весеннее позывы уже ощущались. Вот-вот – еще неделя или две – и на его деревьях начнут набухать клейкие почки, снег полностью растает, и лес, наконец-то, оживет. Вся природа проснется в предвкушении новой жизни, надежд, цветения, любви…

      А у нее как раз все наоборот…

      Вот зачем ей такая любовь? Она не приносила никакой радости. Не было ни единого светлого пятна в ее истории. Беспросветно. Бессмысленно.

      Уже смеркалось, и на центральную аллею леса легли желтые пятна от зажженных тусклых фонарей. Центральная аллея Иамского леса была единственной освещенной. Многочисленные боковые ответвления постепенно погружались в вечернюю темень, но, хотя на них и отсутствовало освещение, каждая из них была тщательно расчищена от снега. Милея свернула на одну из идущих вправо