Тусклый свет. Владимир Каннин

не страшно, что я умираю, для этого есть вы. Врач только назначает лечение, но желание жить или не жить, зависит только от больного. Либо я меняю натурщицу, либо завтра приходишь совершенно другая, полностью настроена на работу. Ты должна не просто застыть в позе, и ждать, пока скажу: «Готово. Можешь собираться», но ты должна передавать эмоцию. Как известная певица обладает сильным голосом, так профессиональная натурщица должна обладать сильным взглядом. В этом и состоит ее великое, и самое главное мастерство. Даже если к нему спиной повернута, или, наоборот, мастер работает над грудью, либо над бедрами, играть должна взглядом, и только ним. В этом и состоит вся глубина великой и профессиональной натурщицы. Взгляд – наше все. «Не страшно! Не страшно!» – повторил он яростно, сбавив чуток интонацию, и силу голоса.

      Александр постепенно начал остывать. Девушка ему ничего не сказала. Ему было жаль Ефимову.

      – Извини, но взгляда было в тебе сегодня не больше, чем в этих яблоках.

      Его глаза направились на подоконник, где действительно, на белоснежной тарелке лежало три красных небольших яблока.

      – Было очень холодно! – решилась ответить девушка.

      Александр еле сдерживал себя от прилива новых – еще больших и сильных – эмоций, и потому, ничего не сказав по этому поводу, выронил только, привычное ее уху по завершению каждодневных многочасовых сеансов: «Хорошо. Можешь собираться».

      Ей трудно было вставать, одеваться и смотреть в глаза Александру. Пускай разделяли натурщицу и мастера небольшая разница в возрасте, но сейчас она ощущала себя маленькой девочкой, а он ей казался родным отцом или даже дедушкой, с которыми перечить равносильно смерти, а поэтому делать этого, решила она, совершенно не стоит. Так же ощущал себя и Александр, который, в надежде на скорую прибыль, славу и признание, был сегодня как никогда строг с этим юным, приятным, и самое главное – готовым работать забесплатно – живописным дарованием. Отбросив все желания и амбиции в сторону, он робко подошел к ней, подергивающую руку положил на оголенное плечо, и затаил частое и жесткое дыхание.

      – Сейчас уходишь? – робко спросил Александр.

      Не почувствовав ничего священного и воспевающего, и продолжая одеваться, не посмотрев даже в его сторону, надменно произнесла:

      – Бельский, что с тобой? Конечно, сейчас. Что мне тут делать?

      Александр замялся. Дабы не спугнуть ее, он осторожно проговорил, поглядев задумчиво, тем же самым взглядом, которого требовал от натурщицы, в далекое окно.

      – Засиделись, малость. Быстро сейчас темнеет. Возможно, дело не во взгляде, вовсе, а света мне не хватило. Да, ты права, не июнь на улице, – он легко содрогнулся, и для большого эффекта стиснул зубы. На строгую девушку это никак не подействовало. – Может тебя провести?

      – Ты чего? Что с тобой? Впервые слышу подобные нежности и ласки от беспринципного и строгого последователя французской школы живописи. Что случилось? – с нескрываемой иронией проговорила Яна.

      – Собираться мне, или не надо? –