Столыпин. Аркадий Савеличев

вечера мудренее?

      – Мудренее, вестимо!

      – Значит, я иду к телефону…

      И пошел, сам Бог не мог бы его остановить!

      – Андрей Никанорыч, нынешний билет Петра Столыпина сдай да забронируй на завтрашний вечер… Что? Не пришлось бы на послезавтра переносить? А это как Бог даст. Не будем загадывать. Мой нижайший поклон супруге Настюше Павловне!

      Петр отходил душой.

      – Ну, что с вами делать?..

      – А ничего не поделаешь, братец.

      – И не моги делать! У-у, какой я грозный!..

      Сюртуки давно уже скинуты, и всплыл бражной пеной неизменный вопрос:

      – Так о чем говорят русские люди хоть на свадьбе, хоть на поминках… да хоть и после драки в полиции?..

      – Он еще спрашивает!

      – О России, да, все о ней, многогрешной…

      Вот вроде бы серьезные люди, и всплакнули, как положено, и пошутили, а перед главным вопросом задумались…

      – А не выпить ли сейчас кофейку?

      Это уже дело хозяйское. Не голь перекатная в квартире жила. Одного взгляда довольно, чтоб народ услужающий мигом приносил, что нужно.

      После кофейку-то Петр Аркадьевич и признался:

      – Вот я недавно был на Смоленщине. У Александра Николаевича Энгельгардта… Да, да, того самого… гвардейского офицера-артиллериста, профессора химии, народника, которого полиция вышвырнула в родное Батищево… – Лопухин выдержал насмешливый взгляд друга, промолчал. – И что же? Озлобился он, как какой-нибудь недоумок Чернышевский? Пошел стрелять в императоров и губернаторов, как все эти Каракозовы, Кибальчичи, Перовские и иже с ними? Вы, конечно, слышали, а может, и читали «Письма из деревни»? – Утвердительный кивок брата это подтверждал. – Поверьте, друзья, я не встречал большего патриота России! Не на словах, а на деле. Там, в своем Дорогобужском уезде, он сделал то, чего не сделали ни целые дворянские сборища краснобаев, ни наши воровские министерства, ни даже всемогущая полиция… Да, да, Алексей, – упредил, чтоб не перебивали, – мало того, он научил не только помещиков, но и крестьян любить и понимать землю, он утихомирил целый бунтовавший ранее уезд. Без единого солдата, без единого полицейского. Когда человек работает, ему бунтовать некогда. Бунтуют только бездельники. Значит, не мешайте человеку работать! Развяжите ему руки, а тем более ноги… чтоб он мог идти, куда хочет, и делать, что хочет!

      На этот раз Алексей Лопухин не утерпел:

      – А ведь твои воззрения, Петро, недалеки от воззрений умных полицейских!

      – Что, есть таковые?

      – Есть, Петро, есть… Правда, немного.

      – Немного и Энгельгардтов, – вставил свое слово Александр. – Взять хотя бы нас, борзописцев. Каждый думает, когда чирикает пером: «Я хорош до тех пор, пока хорош перед хозяином». Каково?

      – Соглашусь, – повеселел Лопухин. – То же самое и у нас: «Хороший полицейский – хорошо глядящий в рот начальству!»

      – Значит, начальство менять надо?.. – все подливал да подливал масла в огонь отбросивший грустные мысли Петр.

      – Дружище, – обнял его Алексей, – так ведь помаленьку и меняем. Бьюсь об заклад: