Жизнь моя, иль ты приснилась мне…. Лилия Задорнова

жил в Минске и погиб в годы войны на фронте. Были ли у нее оставшиеся там родные, почему она никогда не писала и не получала писем из России, были ли у нее братья и сестры; почему ее однажды в трагические тридцать седьмые на сутки арестовывали и сразу отпустили? Как она вообще жила и чем жила там, в своей молодости… Теперь она никогда этого уже не узнает…

      Глава 6

      Через месяц после смерти Марии Кире исполнилось восемнадцать, Ольге – шестнадцать, она еще училась в интернате, но лето проводила у сестры и деда Матвея. Когда начался учебный год, стала приезжать сюда же, в Панемуне, на выходные и каникулы. За нее уже отвечала Кира. Матвей души не чаял в Кире и хотя достаточно безразлично относился к Ольге, ничем не притеснял ее и тоже признавал своей внучкой.

      После смерти Марии Дана предложила девочкам жить вместе с ней. К этому времени со вторым мужем Витасом они расстались и она жила в крохотной двухкомнатной «хрущевке» со своей матерью Эгле и восьмилетней дочерью от брака с Витасом – Риммой.

      Девочки отказались переезжать к матери. Они остались жить в Панемуне с Матвеем. Кира работала, Ольга заканчивала среднюю школу-интернат. Матвей по-прежнему работал поваром в офицерской столовой Дома офицеров в центре города, подкармливая девчонок, чем очень их материально поддерживал.

      После работы Матвей постоянно выпивал. Степень опьянения в выходной от работы день была большей, поскольку он мог пить в течение дня. Лежа в пьяном, полубессознательном состоянии на железной кровати в проходной комнате с печью, он все еще «воевал» и нес бог знает что:

      – А-а-а-а, фашистские морды!..

      Это определение относилось ко всем, с кем он в тот или иной момент конфликтовал или кем был просто недоволен. К Кире это не относилось никогда, поскольку ее он обожал. У него в определенные периоды жизни обязательно должен был быть «неприятель», с которым он мысленно выяснял отношения; мысли при этом он выражал в пьяном виде вслух. Это могло продолжаться часами, пока он не засыпал в пьяном бреду.

      Через легкую фанерную дверь, ведущую во вторую комнату, где жили сначала Мария с внучками, а затем уже одна Кира с приезжающей по выходным Ольгой, было все прекрасно слышно. Поэтому приходилось засыпать под монотонное, но не тихое пьяное бурчание Матвея, который «продолжал борьбу» с «фашистскими мордами».

      Очень скоро после смерти бабушки Кира поняла, почему в последнее время Мария, видимо понимая, что жить ей осталось немного, время от времени повторяла:

      – Я устала жить, не смерти боюсь. Одного опасаюсь, что ты останешься жить здесь вместе с пьющим дедом!

      В один из дней того же лета, когда умерла Мария, Кира возвратилась домой и застала такую картину. На застекленной летней веранде за прямоугольным столом выпивали и закусывали человек пять возрастных мужиков, лет по сорок-пятьдесят, во главе с уже захмелевшим Матвеем. На столе, соответственно, лежала разная еда и стояли две пол-литровые бутылки водки: одна полная, вторая – начатая,