Сегодня – позавчера. Виталий Храмов

подсказал из-за стеллажа политрук.

      – Жаль, – вздохнул я, – не немецкий. А на что мне англицкий? Мы с ними не воюем. Да и не понимаю я, что это значит, так, помню почему-то.

      – Давай ещё что-нибудь.

      – Велком, гоу аут, файн, щет, фак, лондон из э кэпитал оф грейт британ. Ещё что-то всплывает, но я тут же забываю.

      – Сереж, что он сказал?

      – Заходи, уходи, замечательно, дерьмо, вообще матом и Лондон – столица Великобритании. Он, наверно, в школе английский учил. Или слышал где.

      Фу-у. Может пронесёт. Вот и Натан разразился лекцией о неразгаданности устройства человеческого мозга и парадоксальности памяти. С примерами из своей богатой практики.

      Ну, вот и расселись. Натан достал из своего докторского саквояжа две пол-литровые бутылки с коричневой прозрачной жидкостью. Этикетки незнакомые. Коньяк. Азербайджанский. Понюхал, когда налили в мой стакан.

      – Блин, коньяк! Да хороший!

      – Конечно. А ты надписям не веришь?

      – На заборе тоже написано, а там дрова. Откуда мне знать, как должен пахнуть коньяк? Но ведь узнал, более того, чую – хороший.

      – Ну, а я что говорил – «их благородие» подселился в старшину.

      Я опять напрягся, но все рассмеялись. А Натан пересказал капитану и политруку наш с ним разговор о дворянах. Комбат покачал головой:

      – Да, интересно тебе память вывернуло, старшина. Ну, долго греть-то будем? Я, конечно, понимаю – коньяк, он тепло любит, но доколе?

      – И то верно, – поддержал Натан, – Старшина, скажи тост.

      – Тост!

      Они сначала выжидающе смотрели на меня, потом рассмеялись:

      – Опять шутишь, – покачал головой Натан. – Тогда я скажу – за встречу!

      Выпили. Отличный коньяк! Вообще я не любитель выпивать. Ну, так сложилось. Болею сильно с похмелья, а состояние опьянения мне неприятно. Ну, совсем неприятно. Одни неприятности от выпивки. Только один плюс нашел я – мне приятен вкус некоторых алкогольных напитков – коньяка, текилы и… И всё? А, пиво. Но, пью я, только пока не начну пьянеть. Как только в голове начнёт плыть – пить прекращаю. Меня бесит потеря мною контроля за реальностью, вернее, иллюзии контроля, прекрасно понимая, что контролировать реальность не могу и от меня мало что зависит.

      – Между первой и второй – чтоб пуля не пролетела.

      Подняли по второй. Дай-ка я скажу:

      – За Победу! Она неотвратима, как рассвет. Но нам надо её приблизить.

      – За Победу!

      Закусить. Хороший закусь. В голове зашумело. Да, сильно! У-у! Я поплыл. Уже?

      – Ребят, что-то меня уносит, – сказал я, – Натан, по-менее наливай. Что-то меня сильно цепляет.

      – И мне поменьше, – попросил политрук Серёжа, – я третьи сутки на ногах.

      – Третья, – это я сказал. – Я вспомнил – третья не чёкаясь. За тех, кого с нами нет. И не будет. И стоя.

      Мы встали.

      – За батю твоего, Серёжа! Что за человек был. Золотой, – это Натан.

      – За моих бойцов, – это сказал тихо комбат. – Простите, что не смог вас всех домой вернуть.

      Политрук ничего не сказал, лишь в глазах