Сегодня – позавчера. Виталий Храмов

хороший сержант на взводе, чем мальчишка с кубиками.

      – А сержантов где брать?

      – Это да. Ну, так что думаешь?

      – Он старшина. Вот пусть и старшинствует. В третьей роте второго батальона. Её как раз комплектовать стали. Заодно и подлечится.

      – Завскладом? – я был сильно разочарован. Все планы коту под хвост.

      – Смирна! Приказы командования не обсуждаются! Контузией совсем нюх отбило? Поговори мне ещё. На губу сядешь – быстро субординацию вспомнишь. Понял?

      – Так точно!

      – Уже лучше. Кругом! Шагом а-арш!

      Я пулей вылетел из кабинета. И встал в растерянности. И что делать дальше?

      – Кузьмин? – спросил меня политрук с «заплаканными» глазами.

      – Я!

      – Слушай сюда. Вот тебе «бегунок». Пройди все эти, кроме этого, кабинеты и ко мне. Что смотришь так? Запрос на тебя давно уже отправили, но они и до войны неделями телились, а сейчас вообще можно не ждать – на фронт раньше попадёте. Оформляйся с нуля.

      – А когда на фронт?

      Мой собеседник горько усмехнулся:

      – Не боись – без тебя война не закончится.

      – Да я знаю. Мне интересно, сколько мы тут проторчим.

      – Планировали три месяца на формирование и ещё три на сколачивание и обучение, но сколько получится?..

      – Понял, спасибо!

      Тот пожал плечами, тяжко зевнул в кулак, потряс головой и углубился в бумаги, словно меня уже и нет. Да и то верно. Нечего мешать. Пошел я.

      Меня мерили, взвешивали, щупали, опрашивали, записывали. Папка «бегунка» стремительно пухла от вклеенных справок, выписок, вкладышей. И так целый день. На улице уже смеркалось, когда я вернулся к «заплаканному». Он спал за столом, уронив голову на руки.

      – А, ты. Всё? Быстро ты. Ну, пойдём. Провожу тебя заодно. Ты не думай, старшина, я уже третьи сутки из этого кабинета не выходил. Не могу больше.

      – Да, я и не думаю, понимаю. Не продолжай.

      – Денежное довольствие получишь завтра в кассе. За всё время с ранения сразу. Военком уладил этот вопрос. На котловое и вещевое – станешь в роте. А, ты же и есть старшина роты. Тем более – своя рука – владыка. Только рота ещё не сформирована, с нуля всё и начнешь. С интендантом поаккуратнее. Мужик он… непростой, скажем так. Разберёшься.

      – Спасибо.

      – За что?

      – За всё. И за науку.

      – Не за что. В одной лодке качаемся. Военком обещал меня с бригадой отпустить на фронт.

      – Как же это он тебя отпустит? Ты у него вроде секретаря?

      – Да ладно. Бабу какую-нибудь возьмет. Дело нехитрое, справятся. А ты сам откуда?

      – Я же контуженый. Не помню ни хрена. Так, местами.

      – Да, неплохо тебя приголубило. Хорошо, к Натану Ааронычу попал. Он хирург от бога, тьфу ты, никак не отвыкну.

      – И ты его знаешь?

      – Да кто ж его не знает? В городе всего две больницы – узловая и земская. А хирургов по пальцам одной руки пересчитать. А Натан… Он ведь и на Халхин-Гол ездил, и в Финской в командировке там был. У него та-акой опыт! И мужик мировой. Даже золотой.

      Вот