Хрупкие слова женского рода. Константин Михайлович Ганин

тихим ночным шумом загородного поселка, ещё не забитого гоготом и музыкой гостей выходного дня. А, может, уже не забитого? Или ещё? Мозг, измученный несколькими часами бессонницы, начал анализировать рожденные качели между «ещё» и «уже». «Будь неладна эта среда. Ни туда, ни сюда», – оборвал я свои изыскания. Растер ладонями измятое подушкой лицо. Одеяло тут же уловило момент и сползло с плеч. Вечерней прохладе открылось вспотевшее в духоте спальни тело. Я поспешно пресек этот демарш постельного белья. Закутался снова и весь – с шеей и с руками. Да что там, практически по глаза ушел под одеяло. Стало ещё уютнее, чем было.

      Господи, а какое было Небо. Оно было потрясающее! Поселок в темноте будней не посягал оконным светом на власть рассыпавшихся по небу звезд. Они неотвратимо и безмолвно втягивали в себя мой взгляд. Пробуждали чудесные детские мечты и фантазии: о дальних полетах, о чудесных мирах, о людях в скафандрах. Я даже не пытался потягаться с гипнотической силой звездного неба. Просто отдался ему и своим детским мыслям. Неосознанно боялся того момента, когда очарование сойдет и я рухну обратно – на крыльцо, в одеяло, в треск кузнечиков. Но, как оно бывает всегда, звезды отпустили меня легко и тихо. Как будто на чуть-чуть – домой в гости. Так что удара об крыльцо не последовало. И опять же, как всегда бывает, почему-то захотелось спать. Нет, даже не спать, а просто вытянуться на кровати, закрутившись в одеяло. Вспомнилась недавняя борьба с подушкой в душной комнате. Я решил остаться под звёздами. Тихонько свистнул в сторону собачьей будки. Никакой реакции. Я ещё раз свистнул, подождал, а затем позвал: «Буся». В ночной тишине стало слышно, как в будке за углом кто-то запыхтел и зашевелился. Послышались мягкие шаги. Из-за дома, раскачивая вдоль земли сонной головой с развалившимися по сторонам ушами, ко мне брёл овчарюга – Буся. По ходу движения с него скатывалось сонное торможение. Уши начали свое восхождение на макушку головы. Хвост закачался по нарастающей амплитуде. Я засмотрелся на своего друга и, как всегда, утратил бдительность. В нужный момент мои руки застряли где-то в одеяле, я оказался совершенно беззащитным перед его горячим и мокрым языком. Мое лицо было обработано быстро и профессионально. Оставалось только фыркать и отплевываться, зарываясь носом в одеяло, прячась от дальнейшей нежности. Буся не стал настаивать на взаимности. Грузно, царственно повалился. Прижал мои ноги к ступеньке крыльца своей мощной чепрачной шеей. Я вынул ступни из тапок и с наслаждением запустил их в плотный мех на собачьей шее. Почесал пальцами ног выемку за жестким ухом. Это была идеальная позиция, которая в любые времена устраивала нас обоих. Тепло от собачьего тела и мерно вздымающаяся грудь сонного животного добавили в эту ночь ещё больше покоя и уюта.

      «Как хорошо, что завтра не на работу», – думал я, прекрасно понимая, что рассвет мне всё равно не проспать. Что этот же самый сонный зверь у моих ног ни за что не пропустит утреннюю прогулку на озеро. Как будто обрадовавшись, что я о нем вспомнил, озеро толкнуло в нашу сторону поток воздуха. Долетел далекий звук лягушачьего хора, тихий и слишком слабый, чтобы противостоять дружному ору кузнечиков. Этот призрак звука какое-то время повисел в воздухе и затих также, как и появился, унесенный обратным движением ветерка. «Странно, почему ночью