Братья Карамазовы. Продолжерсия. Александр Иванович Дедушка

Каракозову. (Каракозов, Карамазов… Господи, что за странная перекличка фамилий?.. И в моем мальчике есть это – тоже черное…) Итак, революционеры, убивая царя, убивают и народ. Допустим, им это удастся… (Упаси, Господи!.. Ибо трепещу, но чувствую, что удастся – уже удастся, ибо в России слишком многое уже помутилось и сдвинулось с места…) Что же будет? Голова убита, а значит, и народ умер… И что?.. Теперь нужно воскресить мертвое тело? Как?.. Это может сделать только Бог. Но Бога нет, Бог тоже убит… Значит, будут воскрешать народ сами. И есть способ – это революция!.. Единственный способ воскресить умерший после смерти головы народ – всеобщая социальная революция!.. Да, смять все человеческие горшки в глину и налепить из нее новые горшки. Ведь это человеческий способ воскрешения, несовершенный, сопряженный с морями крови, но единственный способ, если Бога нет… Более того – способ, дерзающий даже оспорить могущество самого Бога. Ибо Христос после того как восстал Сам, воскресил только весьма немногих христиан (говорим об истинных христианах, а не о христианских язычниках), а революционеры дерзают воскресить – ну, если не всех, то большинство. Уничтожению подлежат только те группы и классы, которые на захотят воскресать по-революционному, предпочтут умирать вместе с убитой главой… Их кровь – это неизбежная и необходимая даже жертва на алтарь революции, на алтарь мистерии народного воскрешения… Революционеры участвуют в невиданной мировой мистерии – мистерии воскресения умершего народа руками человеческими – не Божией властью, но волею самих людей… Ужасно и страшно сие! И ведь будет…

      Это была последняя и как бы недоконченная запись в тетрадке, все записи в которой были без каких-либо дат – просто записанные однажды мысли. Алеша взглянул за окно, где вновь, хотя уже и не так резво, по темнеющему саду пробежал Шьен. Перечитывая неоднократно эту тетрадку, он уже почти точно мог сказать, какие мысли произвели на него особое влияние. Вот и сейчас, когда он читал, на каком-то внутреннем плане его души вставали пережитые им памятные и поворотные события: как он, уйдя из монастыря, рыдал, обнимая землю, как душевно мучился со всеми событиями, связанными с завещанием отца и его перезахоронением, как уже в губернской столице познакомился с «настоящими революционерами», как ужасался и ожесточался, наблюдая злоупотребления при строительстве железной дороги, как Катерина Ивановна установила прямую связь с петербургской «Народной волей»…

      И один, словно поворотный момент, так потрясший всю их еще первоначально «мягкую» организацию «русских мальчиков», вырвавший из нее первых членов и заставивший измениться внутренне его, их лидера и духовного наставника, когда он сам понял, что революционный путь для него и для всех отныне неизбежен. Это случилось на шестой год после смерти Илюши, когда Карташова Владимира, к этому времени учившегося в губернском железнодорожном институте, по чьему-то доносу у нас летом во время каникул, схватила полиция. И вот некий жандармский полковник Курсулов приехал