Эйваз. Натали Хард

монастырь как место вечного пребывания. Потому что чем старше я становилась – тем более жестокие картины сопровождали меня повсеместно, и я чувствовала, что не вправе больше оставаться здесь, среди чистых помыслов и взглядов людей. Здесь мне было не место.

      В последнее время почти каждый день что-то пинало, кололо и дробило меня изнутри, словно тысячи маленьких демонов, разгуливающих по телу, вооружившись копьями, луками и огневой смесью, затевали войну. Они беспорядочно стреляли и пытались выкурить меня с насиженного места, вопя на разные голоса: «Отправляйся в путь! Найди его! Уничтожь!» Я пыталась отыскать и обезглавить их лидера, чтобы вернуть власть испуганно удравшему здравомыслию, но они все время искусно прятали от меня этого заводилу.

      Я до последнего сопротивлялась и боролась с искушением: пыталась пресечь пламя, выжигающее мне душу, принять красоту размеренной жизни обители, свыкнуться и полюбить окружающий мир, пропитаться духовной дисциплиной, но у меня не получилось. Даже частое уединенное созерцание, обычно дарующее покой и гармонию – не принесло мне ощущение полноты счастья за все эти годы. Наоборот – чувство бесплодного путешествия, длиною в десятилетие, все чаще и чаще наведывалось в мои покои и омрачало сознание день за днем, пока я не сдалась, поняв окончательно, что на этом мой путь в обители завершен.

      Но отрицать очевидный факт благотворного влияния обретенных здесь навыков я была не вправе – все они оказались бесценны.

      Все, что я вдыхала, впитывала, вкушала, изучала, видела, делала и слышала – безусловно, легло в основу моего мировоззрения, сложив нужный и прочный костяк на будущее.

      К тому же – много лет назад – у меня не было выбора. Лео передал меня – совсем крохотную – монахиням с рук на руки и был чертовски прав в этом действии. Подобная жизнь на тот момент была мне необходима как воздух, чтобы обрести силы, отрастить вновь отрубленные крылья и если не стереть, то хотя бы приглушить те воспоминания и вызванные ими страдания, кишащие в отравленном детском сознании…

      Почему меня приняли здесь – в Южном Тибете, в краю, чью территорию оспаривали между собой Китай и Индия, куда иностранным туристам предоставлялся въезд строго по пропускам – остается загадкой…

      Смею предположить, что деньги и связи Лео сыграли здесь не последнюю роль. Вероятно, он и поддерживал монастырь финансово, и имел своеобразное политическое давление на его руководство.

      О масштабах влияния этого человека на «межконтинентальных полустанках бытия» можно было лишь догадываться. В услугах Лео нуждались многие: от глав государств, с постоянно-нестабильной ситуацией, до бандитских формирований и оппозиционеров. Он торговал железной смертью, если сказать прямо – оружием. Ядра, на которых, подобно Мюнхгаузену, восседал Лео, размахивая долларами, то и дело хаотично носились в пространстве, испещряя его витиеватыми маршрутами порока.

      Оказавшись в женском монастыре Лапсан Гри, я вмиг пропиталась