Закон противоположности. Павел Лятошинский

и дальше пошел. Картину вроде бы видел, но так и не понял, что хотел сказать художник. Как это объяснить Яне?

      Остановил машину в Газетном переулке, прошел по блошиным рядам и по длинной лестнице спустился к Дону. Мое любимое место, мы часто тут гуляли с мамой. Набережная сильно изменилась с тех пор, раньше не было лавандовых клумб, миллиона скамеек и сувенирных ларьков, а из развлечений помню только черные кнехты у девятнадцатого причала, на которые взбирался, чтобы лучше рассмотреть корабли речного флота.

      Вдоль причала стоят прогулочные теплоходы и катера, вдалеке буксир толкает баржу с песком. Я почувствовал пристальный взгляд и обернулся. Против солнца стоял с распростертыми объятиями Макс. Эту тушу я не перепутаю ни с одной другой, мне и лица не нужно видеть. Я страшно обрадовался. Макс подошел вплотную и сдавил меня в объятиях так, что захрустели кости.

      – Где, пропащий, пропадал? Вот уж не ожидал тебя тут увидеть.

      – Всё как всегда, дела, делишки, дом, Яна, детишки…

      – О, так вы ещё встречаетесь, рад за тебя.

      – Не просто встречаемся, Макс, мы живем вместе, а завтра подадим заявление в ЗАГС.

      – И кого ждёте?

      – В смысле?

      – В том смысле, что она же беременна, в положении, залетела. Так понятнее, да?

      – А, ты об этом. Нет, Яна не беременна.

      – Теперь я чего-то не понимаю. У тебя жар, что ли? Ты здоров, парень? Ау! Проснись, старичок. Может ты не в курсе, но не обязательно жениться на каждой, которая дала нюхнуть промежность.

      – Слова подбирай, про Яну говорим, как – никак.

      – А что это меняет?

      – Не вынуждай меня…

      – Вынудишь тебя, как же, исчез, ни ответа, ни привета, трубку не поднимаешь, а выясняется, что Володя просто друзей на шкуру променял.

      – Заткнись.

      – Да иди ты, Иуда.

      – Тебе туда же, скатертью дорожка.

      – На свадьбу не приду, можешь не тратиться на приглашение.

      – И не собирался.

      Макс смачно плюнул под ноги, не подал руки, развернулся, перешел дорогу и засеменил по лестнице прочь. Меня захлестнула злость, хотелось что-нибудь крикнуть ему вслед или швырнуть, но под рукой ничего не оказалось.

      Сколько же во мне злости?! Очень много. Я накопил ворох обид, что тут поделаешь, не умею прощать. Мой гнев может кипеть годами, но ни на грамм не испарится. Трудно жить с таким багажом. Макс – толстокожий кабан, забудет, наверное, про ссору уже через минуту, а я не забуду. Видеть больше не хочу эту свинью, Яна насчет него была права.

      Над Доном низко кружат чайки, в мутной воде отражается Ворошиловский мост. Смотреть здесь больше не на что, бесит унылый пейзаж. Ссутулившись, неспешно я побрел к машине. По пути обложил матом цыганку, удача, видите ли, скоро меня ждёт и нежданное богатство, аферистка грязная.

      В машине я почувствовал покой. Запустил двигатель, с воздуховода потянуло легким холодком. Мотор совсем не остыл, а казалось, я бродил не меньше часа. Луч солнца блеснул в крохотной царапинке на лобовом