Гардеробщик. Московский дискурс. АНАТОЛИЙ ЭММАНУИЛОВИЧ ГОЛОВКОВ

там, у прилавка, раздавались голоса, которые в унылом хвосте очереди воспринимались как сигналы из другой галактики. Из далекого мира, до которого миллионы световых лет:

      – Mayday, mayday, mayday!

      – Это разве щербинка, товарищ? Побойтесь Бога!

      – Сами поглядите, очки наденьте!

      – Мусор это, вот чичас поскребу.

      – Ну, поскребите!

      – А болгарские случайно не берете, женщина?

      – В объявлении не написано!

      – Ну, и куды ж их таперича? Назад в Болгарию?

      – Знаете что, отойдите! Дайте другим место!

      Я уже говорил, что по чересчур многим причинам Болгария не может не быть России братской страной! А как назовешься братушкой – сразу наливай, чего уж там!

      – Что значит «отойдите»? Я, кудышкина куропатка, у себя дома! Я в эсэсэре или как? Я за эту землю кровь проливал, мля!

      – Пошел на хрен, старый дурак! Ты не кровь проливал, а землю помоями поливал, вертухайская морда!

      – Да я!.. Да вы!..

      – Что? Ты, сука, в тылу наши сталинские сто грамм проливал!

      – Уроды! Чтоб вы сдохли!

      Тут мужик с порванной сумкой на колесах, которого только что подвергли проклятиям, оглянулся пару раз на Мишку, спустил очки на нос и сказал:

      – Слушайте, товарищ! Вы случайно не Олег Даль?

      – Я Гамаюн, – ответил Мишка, шмыгнув носом.

      – Нет, нет, что вы, Олег Иванович, не стесняйтесь даже, тут все свои, вас все любят, весь народ! И это ничего, что вы с бутылками! Вся Москва стеклотару сдает, вся страна!

      – Отстаньте, без вас тошно!

      – Но Олег Иваныч, голубь наш, это же вы в «Незваном друге» ученого Свиридова играли, долбаный ежик, а мы с женой плакали?

      – Я, – говорит Гамаюн, – играю задницу лошади в цирке на Цветном! Мольер, пошли-ка отсюда ко всем хренам!

      – А бутылки?

      – Отдай этому фанату!

      – Мы же помрем до обеда.

      – В Доме актера у кого-нибудь перехватим. У того же Янковского…

      – Алик не даст. Или даст, но не мне!

      – Возьмем у Глузского! Михаил Андреевич точно даст! Всегда молодым актерам в долг давал!

      – Куда же вы, товарищ Даль? А как же автограф?

      Восьмерка еле тащится по Пятницкой. Голос водителя равнодушен и слеп. Как эти окна и тротуары, запертые холодом. Народу в троллейбусе почти никого.

      – Следующая – Иверский переулок!

      – Так что с работой? Попросишься к Табакову?

      – Нет, он слишком ревнивый и капризный. Хотя отличный постановщик. Чутье, как у спаниеля. И всю душу вытрясет.

      – Ну, попробуй к Бородину. Там же все твои – и Шкалик, и Серый, и Женька Дворжецкий…

      – Не хочу пока об этом, Игорь. Не сию же минуту решать?

      – А когда?

      – Завтра. Послезавтра.

      – После сорока? Ну, тогда заодно подожди, когда пьесу Беломора возьмут…

      – А что? И дождусь! Там хоть есть что играть! Там есть человеческое, Мольер, понимаешь? Там живая боль.

      – Следующая – Третий Кадашевский переулок!

      – А давай у Большого