До и после заката. Олег Дольский

сладкая парочка Пашина-Лесков носили на лицах печать таинственной гордыни, словно заговорщики при дворе Петра III. Я понимал, что в роли известного исторического персонажа, заколотого тёмной июльской ночью, окажусь именно я, в фигуральном, к счастью, смысле.

      И вот, гора родила мышь. Были упразднены три подразделения: редакция газеты «Горьковчанин», отдел внешних связей и мой ОРСОиИТ, и вместо него создавалось одно управление со страшным названием УМИВЭД.

      Как и следовало предположить, начальником всей этой богадельни меня ставить никто не собирался. Через пару дней в кабинете Пашиной я и имел радость лицезреть мою преемницу.

      Давно известно, что лучшая работа в России передаётся по наследству. В крайнем случае – по знакомству. Всё, что не подошло близким, выкидывается на съедение простым соискателям.

      Преемница звалась Светланой Борисовной Маликовой – это была улыбчивая, полноватая женщина 40 лет, чем-то напоминающая школьную училку математики. У дамочки были подкрашенные в блонд волосы и очки в толстой роговой оправе. К образованию она не имела никакого отношения и до этого работала в совершенно таком же отделе рекламы на соседнем заводе холодильников. Поговаривали, что её оттуда попёрли за любовь к горячительным напиткам, но я не знаю, ни разу запаха спиртного я своим тонким нюхом от неё не учуял. А вот духами с феромонами она точно пользовалась. Если бы тётки подобного рода были в моём вкусе, мы бы с ней наверняка сдружились, но я был равнодушен к её скрещенным под короткой юбкой кругленьким ножкам. Вечно я не вижу своего счастья, вместо того, чтобы расслабиться и получить удовольствие.

      О блате: Маликова являлась подругой Пашиной и бывшей подругой Лескова, но уже в другом, более интимном смысле.

      Перестановку я воспринял равнодушно и даже с некоторым облегчением. Первое время я продолжал оставаться начальником бюро рекламы, подчиняясь новой «прокладке» в лице Светланы Борисовны. Мы с ней поначалу ладили. Говорила она очень мягким, вкрадчивым голоском. Однако с каждым днём голос новой начальницы становился всё грубее, она наконец-то вошла во вкус и открыла из-под маски своё истинное лицо с волчьими клыками. Я её вполне понимаю: все чары откровенности не возымели на меня никакого воздействия, и Маликова решила меня просто съесть, как паучиха своего партнёра. Женщины не прощают равнодушия.

      Всякий наш диалог заканчивался криком с её стороны, она начала докапываться до каждой мелочи, придираться по пустякам. Но меня этими гнусными трюками не проймёшь. Я продолжал работать, как и раньше, и авторитет нового руководителя ни в грош не ценил.

      В конце июля ушёл в отпуск на полтора месяца (приплюсовал кучу накопленных отгулов). Через неделю Маликова отозвала меня на три дня: надо было съездить в командировку в Москву. Боже, она знает мои тайные желания: в столицу я готов был ехать всегда, тем более, что весь отпуск я планировал провести в городе. А откуда у бедного, разжалованного в капралы воина рекламного фронта, деньги, если я всё до копейки тратил