Гинеколог. История художницы. Ирина Говоруха

Тот не выдержал и уставился в тарелку, энергично вымакивая хлебом селедочный рассол.

      – Ну, ты хоть ее любишь?

      Он сделал страшные глаза, приставил палец к губам и кивнул в сторону Миры, которая складывала в комод гольфы. С силой закрыл дверь и больше она ничего не слышала.

      Мира поначалу следила за отцом. Вынюхивала. Караулила возле казармы. А потом, увидев, как он идет с Рахманиншей и подносит ее руку к своим губам, закрылась от мира еще на один накладной замок. И ни с кем этим не поделилась, даже с Мынькой.

      Через несколько лет случилась вторая беда. Девочки только перешли в десятый класс и еще даже не успели переписать расписание уроков. Мынькин отец, как всегда, в пятницу, достал камуфляжный комбинезон, сменное белье и попросил зажарить курочку. К понедельнику он не вернулся. Во вторник утром забили тревогу, и соседи вышли прочесать лес. В среду на поиски отправили солдат из воинской части, и Мира забрала Мыньку к себе ночевать. А в четверг ее папа позвонил и сообщил, что уехал на север и что у него другая женщина и другая, более перспективная работа. В трубке трещало, взрывалось, квакало, будто он звонил с войны, и Мынькина мама заплетающимся языком еле выдавила:

      – А как же я?

      Он выдержал положенную в таких случаях паузу:

      – А что ты? У тебя живность, магазин, генеральная уборка. Дети, в конце концов.

      И она обреченно кивнула. Действительно, не поспоришь. У нее бройлеры, неубранные тыквы на огороде, старшая дочь – в предвыпускном классе. А что ему? Он – мужчина…

      Мынька очень переживала. Пряталась в кладовке и плакала. Забросила рисование и больше не садилась за фортепиано, чтобы сыграть одним пальцем мелодию из «Гардемаринов». А потом встретила своего «Кузнечика».

      Глава 3. Люська

      Люська была третьим ребенком в семье, и ей прощалось многое: двойки, «плохие» парни и банальная лень. Она не умела кататься на велосипеде и постоянно теряла равновесие, заваливаясь то вправо, то влево. Терпеть не могла рисовать натюрморты и приходила в бешенство от эмалированных кувшинов, гипсовых губ, привядших жасминовых букетов и надкусанных яблок. Все блюда ела ложкой – от борща до винегрета, виртуозно складывала чемодан так, чтобы ничего не мялось, обожала запах новой клеенки, жутко храпела во сне и никому не отказывала в сексе. Первый парень, обративший на нее внимание и продемонстрировавший серьезные намерения, уже на втором свидании тискал ее груди и по-хозяйски шарил в специально надетых для этого свидания трусиках.

      Девушка казалась безобидной, щедрой и очень домашней. Днями напролет сидела на диване и вышивала картины, футболки и пояса. Подергивала ногой, чтобы та не затекла, трескала шоколадные конфеты и смотрела одним глазом в телевизор. В ячейках от яичных лотков хранился бисер. Чешский – очень дорогой и совсем дешевый – китайский, взрывающийся стеклянной пылью.

      Она обожала рукодельничать, особенно любила вышивку пайетками и лентами. Тащила с моря чемодан камней, чтобы смастерить ортопедический коврик. Всюду развешивала кружевные абажуры из воздушных