Великий Любовник. Юность Понтия Пилата. Трудный вторник. Роман-свасория. Юрий Вяземский

нельзя идти…

      – Казалось бы, сколько всего претерпел! – после небольшой паузы продолжил восклицать Вардий. – Уже давно уговорил себя и взрастил свою благожелательную любовь! Но тут не выдержал и совсем спятил. Днем метался вокруг усадьбы, как…У него не нашел. А у Тибулла есть точные строки:

      Ныне мечусь, как по ровной земле под мальчишечьей плетью

      Неугомонный волчок, пущенный ловкой рукой…

      Да, так и метался, не разбирая дороги. Я сам наблюдал издали.

      Я не знал, что с ним произошло, не мог понять, что с ним творится и как мне ему помочь… Я выждал несколько дней и ворвался к нему в дом. Но он встретил меня уже не безумным, а каким-то… Не знаю, как описать… Однажды я видел, как трех рабов вели на распятие. Один из них меня поразил своим видом. Он всматривался во встречных людей и как-то странно им улыбался… Вот так и он, когда я вошел, ухмыльнулся мне похожей глуповатой, какой-то будто оскаленной улыбкой и тут же рассказал, как несколько дней назад зашел к Юлу Антонию и увидел, как, разложив Юлию – он и тут назвал ее Госпожой, а не Юлией! – разложив ее на кухонном столе… Ну, в общем, описал всю сцену.

      Я растерялся. Я многого ожидал от Юлии и тем более от Юла Антония. Но не такого же свинства по отношению к моему несчастному другу!

      «Неужели ты теперь не понимаешь?!» – гневно начал я. Но тут же осекся, увидев, что лицо у Феникса скорчилось от боли… Будто его тоже уже разложили и стали вколачивать первый гвоздь, в руку…

      «Понимаю, – тихо сказал он. – Всё понимаю…Но я горю, Ту-тик. Падаю и горю. Не в моих силах остановить этот огонь».

      Гней Эдий вскочил со скамьи, расставил ноги и, выставив вперед левую руку ладонью вперед, а правой ожесточенно жестикулируя, то поднимая ее, то опуская, то щелкая пальцами, то сжимая в кулак, то указывая на меня перстом, принялся восклицать и декламировать:

      – Огонь!.. Он у некоторых поэтов описан. Вот, например, у Вергилия:

      …По-прежнему пламя бушует

      В жилах её, и живет в груди сокрытая рана.

      Жжет Дидону огонь, по всему, иступленная, бродит

      Городу, словно стрелой уязвленная дикая серна…

      (на «сокрытой ране» Вардий щелкнул пальцами)… У Тибулла тоже есть нечто похожее… Но Феникс, падая и сгорая, видимо, хорошо изучил и запомнил эти огненные страдания и потом внес в их описание новые краски. Во-первых, он установил, что мучительный огонь является со стороны:

      Словно бы кто подложил огня под седые колосья

      Или же лист подпалил и сено сухое в сеннице…

      …(тут Вардий сжал руку в кулак)… Во-вторых, он подчеркнул, что этот огонь разжигает внутри нас безумие:

      Всё как огонь смоляной, как пишу для страсти безумной

      Воспринимает…

      И главное открытие! Он обнаружил, что этот мучительный, безумный огонь мы сами в себе раздуваем:

      Царь одризийский меж тем, хоть она удалилась, пылает

      К ней; представляет себе и лицо, и движенья, и руки,

      Воображает и то, что не видел, – во власти желаний

      Сам свой питает огонь! …

      (тут