Иронический человек. Юрий Левитанский: штрихи к портрету. Леонид Гомберг

Пока еще, в самом деле, колбасы дешевой нет, и едва ли скоро будет…

      Вы понимаете, в чем дело: 60-е годы были лишь этапом, готовившим сегодняшние события… То, что было тогда, совсем не то, что произошло сегодня… Я сам испытываю на себе тяжесть перемен, все тяготы нынешнего времени: книги почти не выходят, и жить просто не на что. Но все равно я приветствую эти перемены, потому что идет нормальный процесс: мы движемся к тому, что во всем мире давно уже существует.

      Если говорить серьезно, тогда не было настоящего интереса к поэзии. Та поэзия являлась своеобразной компенсацией отсутствия некоторых форм общественной жизни, свободной прессы например. Где-то на каком-то вечере кто-то говорил: ах! – ах! – ах! И все ахали: ах! – сказал он… А сегодня каждый желающий все это может свободно прочитать… Такая функция поэзии не свойственна в принципе, и, к счастью, она отпала…

      Поэтому думаю, что в ту пору на тех вечерах в Лужниках тот же Заболоцкий не прошел бы… Боюсь, что и Ахматова тоже…

      Я не очень люблю эту тему и не очень верю во всякие там обоймы, поколения и прочее… Я давно нашел такую формулу: если все поколения вообразить в виде неких горизонталей, то главный счет пойдет по вертикалям, их пересекающим. Допустим, мы так изобразили поколения: вот предвоенное, вот военное, вот послевоенное; если мы проведем вертикали, через эти горизонтальные линии, то мы вдруг увидим, что почему-то поэт из того поколения – предвоенного – гораздо ближе поэту вот этого поколения – послевоенного, чем к тому, кто, казалось бы, стоит с ним рядом. Понимаете? Хотя, конечно, есть некие черты, которые объединяют людей одного времени… Но все это достаточно условно… Вот смотрите на примере военного поколения – все разные: есть хорошие поэты, есть плохие поэты, талантливые и не очень талантливые, умные и не очень умные, и так далее, и так далее… Понимаете?

      Опять же так называемое фронтовое поколение – я не хочу называть имен, чтобы никого не обидеть, но все-таки… Есть, с одной стороны, скажем, Самойлов или тот же Межиров, но, с другой стороны, есть в этом же поколении поэты совсем малоинтересные… Что их всех объединяет? Только то, что они примерно в одно и то же время начали писать стихи. Даже тематически они совсем необязательно близки: есть поэты, что называется, раз и навсегда чокнутые военной темой, а есть такие, как, извиняюсь, ваш покорный слуга… Я давным-давно ничего не пишу о войне. На этот счет у меня есть свои соображения – мне это неинтересно… Не то чтобы не интересно вовсе – это отдельный разговор…

      Сама по себе война – другое дело… Хемингуэй сказал где-то однажды, что тот не писатель, кто не был на войне. Это изящная такая, полемическая фраза: мы ведь знаем писателей прекрасных, которые на войне не были, и наоборот…

      Что это означает в принципе? Какой здесь резон? Конечно, человек, побывавший на войне, если он к тому же еще и талантлив, приобретает такой опыт, который нельзя добыть за огромную длинную жизнь. Война – это сгусток нескольких жизней сразу – жизни, смерти, бог знает