Тела. Кристина Владимировна Тарасова

транспорте, на котором тебя привезли. Не бойся, по пустыням одной плутать не придётся. Но учти, плату с твоих родителей я изыму соответствующую и не без процентов.

      Из обыкновенного любопытства спрашиваю о процентах.

      – Твои родители умеют читать?

      – На старом наречии простолюдины не говорят. А все бумаги составлены на нём, я видела.

      – Значит, понимаешь, что мать и отец твои подписали бумаги не глядя?

      – Понимаю. – Скромно киваю.

      – А, значит, понимаешь, что я, предпочитая безопасность со всех сторон, договор оформляю на выгодных для себя условиях? Если сделка срывается, я забираю данное и сверх того за потраченное время и средства. Так окупается любая девочка.

      – Разумно.

      – Почему ты спросила? – ссадит мужчина. – Грезишь побегом?

      – Желания послушницы в Монастыре не учитываются, – забавляюсь я.

      – Наглая ты мерзавка, – вновь смеётся мой собеседник и пальцем отбивает по краю стола.

      Решаю признаться:

      – Это простой интерес. Я отвечу согласием, но пока не ответила, желаю правды.

      – Давай объясню. Думаю, про единственную возможность и великую честь оказаться в Монастыре тебе уже напели родные сёстры. Неродные сёстры ещё напоют о сладкой жизни: в провинции подобное не встречается. За пределами Монастыря люди мрут и изживают друг друга, здесь же – лакомятся и довольствуются божественной щедростью. Если откажешься сейчас – до дома своё превосходство вряд ли доставишь, а, смею заметить, продать его ты можешь мне и продать за хорошие «деньги». Я обязуюсь обеспечивать тебя, ухаживать за тобой и предоставлять тебе работу. Ты будешь знатной женщиной в божественных кругах, но не выше меня – я стану твоим, назовем это, духовным наставником. Ты можешь отдаться по пути домой первому встречному и познать горечь жизни за пустошью, а можешь продать свою невинность знатному господину и отныне не думать об удручающей жизни за пределами Монастыря. И твой ответ?

      – Я согласна, – выпаливаю быстро и громко.

      Взваливаю груз решения с плеч: помыслами о родительском доме и невозможности подвести их. Это решение моей семьи: они избрали для меня добрый путь, они спрогнозировали лучшую из возможных дорог. Они дали хорошую жизнь мне и хорошей жизнью обеспечили себя.

      – Прекрасно, – кивает мужчина. Во взгляде его теряется немой вопрос: почему я дала согласие без внутреннего согласия (о! то видно, знаю). – Подпись здесь, здесь и здесь.

      Я пододвигаю к себе перо и чернильницу и, макнув кончик белого лебедя в смольную грязь, вырисовываю своё имя. Трижды.

      – Зачитаешь договор?

      – Я рассказал о нём вкратце. Хочешь прочитать сама – выучись старому наречию.

      – Очень смешно, – процеживаю сквозь зубы и повторяю процедуру с другим экземпляром.

      – Что ты сказала? – без улыбки улыбается мужчина. – Повторишь?

      Откладываю перо и протягиваю бумаги. Молчаливо.

      Хозяин проверяет договор и – опосля – прячет в ящик. Ящик, в свою очередь, запирает на ключ, который скармливает пустому кубку на книжной полке. Лязг пляшущего