Апостолы против олигархов. Алексей Радов

собой, когда дни диктуют моральное разложение на синих и красных.

      Всем пришлось долго делать вид, что апостол не появлялся, ему не было обидно за погруженных в расслабленность сутеных тяжб людей. Когда дни ударили по вечерам, ощутила себя в не самом лучшем окружении, город неуютно глотал раннюю автопыль. Сменив прошлое на суетный расход по расплате, зверя от ярости в предвкушении итоговых игровых сборов, оставив в сметане стоять ложку.

      Хотя все думали что жизнь проходит удачно, точно фейерверк на пасху, который зажгли и забыли, что куличи стынут в духовке, точно оставшийся несъеденным гусь на верху холодильной полки, где томаты и зелень создавали антураж приятного прости в ажуре похмельного антуража. Ждала пока вся религия кончится, словно полет над небом в космических костюмах, единое целое, эмоции целовали в затылок после ухода основных сил, что осталось на завтрак кроме пары советов в записной, когда разбудят рано и никто не советует дождаться полуночи в сиреневом блеске сумерек. Имя рек на картах, заезды после четырех и до восьми не на покрышки.

      – Еврей, – позвал его голос на улицу.

      Незнакомая женщина махала ключами, наверное от коттеджа.

      – Он угрожает мне, хочет убить. Зайди в подъезд.

      В полутьме лезвие коснулось горла, низкие джинсы сорвались до колен. Он почувствовал жжение, нарастающую пульсирующую боль. Несколько мгновений растерялся, провалился, пальцы левой не схватили горло. Ударил ногой в ступню, почувствовал дробь. Вырвался наружу.

      – Иди сюда.

      Тот нагло вышел, поигрывая отсутствие ножа. Кулак сжался, влетел в челюсть. Человек молниеносно выплюнул три зуба.

      В другой раз подошли знакомые:

      – Это ты? Мы узнали, или похожий.

      Не успел убрать голову, пропустил. На краткий миг потерял равновесие, сбили. Стянули джинсы. Показалось ничего не было. Не совсем так.

      Это какие-то разные члены. Вырвался.

      – Стоять! – прибежал Лавр.

      Он сходу нанес несколько ударов. Еврей поддержал. Они просили пощады. Он же дрался. Успокоить.

      Глава 4

      Пушка и дым

      Высокий статный человек не мог успокоиться. Жизненный свет покидал тело, подкидывая на агонию агни-огня. Еврей был незаметен наполовину.

      Выглядывая из-за дуба, он мечтал о будущем в рыбных берегах. Человек не был похож на себя, если представить его при прочих равных, с ним были люди, похожие на метафизический хоррор, выверенные движения, зной вечернего бицепса. Он отводил глаза, пугая всем телом. Еврей хотел его куртку, портмоне. Его звали Еврей за глаза, но реальность подтверждала худшие опасения благости. Если посмотреть направо, то проступало жерло пушки, детский праздник не красил лица разноцветьем конфетти.

      Ранцы манили советским кожзаменителем крокодила, били прямоугольниками мир механической карусели в детском мире.

      – Пушкарев, – с ударением на “в” порекомендовал быть смелее высокий.

      “Еврей” – хотел сказать Еврей, но что-то в нем молвило “нет”.

      – У меня есть родственники