О чем молчат дети, когда говорят родители. Катя Калинина

девяносто минут дочь орала на руках отца.

      Люся терпеть не могла коляски, поэтому я гуляла с ней на руках или носила малышку в слинге. Зимой я надевала поверх эргорюкзака куртку и шла с ней в сад за Костей. Крошка не признавала никого, кроме меня, и всем пришлось с этим считаться. С тех пор, как мы осознали, какой ребенок у нас поселился в семье, все наши дела были адаптированы под его особенность, точнее под его нежелание разлучаться с матерью. И как бы ни хотелось моему мужу и бабушкам с дедушками потискать Люсю, скоро все смирились с тем, что это доступно только мне.

      К двум годам Люся уже хорошо говорила, но свои речевые способности тщательно скрывала на людях, игнорируя вопросы окружающих о том, как ее зовут и сколько ей лет. На улице и в гостях дочь ходила моей тенью, крепко удерживая подол моей юбки или уцепившись за брючину. Расставание со мной даже на несколько минут казалось ей очень дискомфортным, поэтому она могла просидеть у меня на коленях весь вечер, если мы были в гостях, и при этом не вымолвить ни слова. Во дворе Люсю считали нелюдимой, знакомые и друзья шушукались за нашей спиной о «болезненной привязанности» между мной и дочерью, кто-то даже советовал «оторвать» ее от юбки и выйти на работу.

      И если в свое время с Костей меня заботило, что думают о нашей семье и отдельно о моем ребенке другие люди, то с рождением Люси я гораздо меньше реагировала на их мнение. Вместе с тем я понимала, что родись моя тревожная дочь первой, я бы, конечно, наделала с ней больше ошибок и, вероятно, попыталась бы отделиться от нее прежде, чем она бы изъявила к этому готовность. Поэтому в какой-то степени можно считать, что дочери повезло появиться в нашей семье именно второй по счету!