Снежная роза. Лулу Тейлор

берегу в Бродстейрзе, сделанный прошлым летом, где мы делим бумажный пакет с горячими солеными чипсами, а ветер развевает наши волосы.

      Никто не узнает в этой женщине ту, на которую я смотрю: кожа у нее сухая и сероватая на контрасте с белыми волосами, глаза тусклые и усталые.

      Я Рейчел Кэпшоу. Я художница. Я живу в этом доме одна.

      Они никогда не увидят Хедер, ни на йоту не изменившуюся, с тех пор как была сделана фотография. Я позабочусь об этом. Но насколько это будет легко?

      Я не знаю, готова ли к такому вызову.

      Это все изменит. Я должна уехать как можно скорее. Весь смысл этого бегства в том, чтобы мы с Хедер были одни, чтобы нас никто не тревожил, чтобы мы проводили время вместе. С чужими людьми ничего этого уже не будет.

      Я убегу снова. Куда-нибудь. Все равно куда.

      Этим вечером, когда Хедер засыпает, я беру в гостиную бокал вина и подсоединяю планшет к роутеру. Теперь у меня есть доступ к Интернету. Мне чудится, будто это какое-то постыдное удовольствие, нечто непозволительное, однако я напоминаю себе: невозможно, чтобы за этим IP-адресом следили. Новых электронных писем на имя Рейчел Кэпшоу нет. Поиск по моему настоящему имени дает десятки статей в наших местных газетах. Здесь есть фотографии всех нас. И нашего старого дома. Это неудивительно. Все они были опубликованы до того, как я уехала. Но теперь я вижу, что фигурирую и в национальной прессе. Мое имя всплывает снова и снова, пока я не начинаю слышать, как оно гудит в голове.

      Кейт Овермен, Кейт Овермен, Кейт Овермен.

      Подробности везде одни и те же. Рори ищет меня. Я в бегах. Люди волнуются. Полиция интересуется моим местопребыванием. Есть и фотография Хедер. Мягкие волнистые белокурые волосы, большие голубые глаза, душераздирающая улыбка.

      Кейт Овермен, Кейт Овермен, Кейт Овермен.

      Вот и я. Нормальная, довольная, улыбающаяся. Каштановые волосы, на губах помада, кашемировый джемпер, джинсы и дорогие ботинки. Привилегированная мамочка, счастливая жизнь.

      Господи, не могу это выносить!

      Я выключаю планшет и пью вино. Рука трясется.

      Я больше не Кейт Овермен. И вряд ли когда-нибудь снова ею буду.

      На следующее утро Хедер приходит ко мне. Она бледная и какая-то вялая. Похоже, невозможно заставить ее хорошо позавтракать, и я беспокоюсь, не заболела ли она.

      – Мне не с чем играть, мамочка, – говорит она, прижимаясь ко мне. – Мне скучно.

      – Да ведь у тебя полно всяких игрушек и книжек, – говорю я, поглаживая ее по голове. Она слегка отстраняется, и я перестаю гладить. – Хочешь мультик?

      Она качает головой и вздыхает:

      – Нет.

      – А как насчет Спаркни? Хочешь с ней поиграть? Ты любишь это делать в вестибюле, на тех квадратах.

      Она смотрит на меня в недоумении.

      – Спаркни здесь нет.

      – Ну как же, есть. – Я улыбаюсь ей. – Ты привезла ее сюда, разве не помнишь? Ты уже играла с ней и брала с собой в постель.

      Хедер грустно смотрит на меня и снова качает головой, медленно и уверенно.

      – Нет,