Да здравствует Жизнь!. Марита Мовина-Майорова

что там у тебя? – раздражённо произнёс проводник.

      Она посмотрела на него и не увидела в его лице ни капли понимания или сочувствия – одно нетерпение и раздражение.

      – Я найду! Сейчас найду! – схватилась за сумочку и прижала к себе.

      – Ищи лучше! – кинул ей проводник, двигаясь дальше. – Обратно пойду – проверю.

      Она снова принялась трясти сумочку. Вывернула всё её содержимое на сидение, проверила каждый шовчик подкладки, словно кошелёк был иголкой, которая могла затеряться в её складках, снова расстегнула молнию на карманчике. Ничего!

      И тут она с леденящим ужасом вспомнила, как после посадки в поезд и предъявления билета проводнику, снова вышла из вагона и забежала в привокзальный буфет выпить стакан лимонада. Она увидела, как на картинке, себя со стороны: вот достаёт кошелёк, вот расплачивается и… вот кошелёк на буфетной стойке. Она так отчётливо увидела этот кожаный коричневый прямоугольник на стойке, что у неё закружилась голова.

      – Что, девка, нашла свой кошелёк?

      Это снова проводник.

      – Нашла, – едва слышно пролепетала она.

      – Давай билет и плати за постельное бельё.

      – Я нашла свой кошелёк… только он лежит на буфетной стойке там, на вокзале…

      – Что ты мне ерунду плетёшь! – рассердился вконец проводник. – Давай билет!

      – Товарищ проводник… дяденька! Нет у меня билета! И деньги… и денег нет.

      Проводник, усатый и грубый дядька, со всклокоченной шевелюрой и явно недовольный, что в такую жару надо ещё и работать, уставился на неё мгновенно выпучившимися глазами.

      – Как так нет! Ты ж предъявляла при посадке!

      – Потеряла… и кошелёк, и билет…

      – Вот так вот. Угу… А ну, пойдём ко мне! Разберёмся!

      И она покорно поплелась за ним.

      Народ в вагоне прекратил все разговоры и выжидательно-заинтересованно смотрел им вслед, видимо, ожидая продолжения. А проводник подтолкнул её в своё купе, вошёл следом и громко захлопнул дверь. Там пахло картошкой, копчёной колбасой и ещё чем-то кисло-застоявшимся. Как только закрылась дверь, стало душно и невыносимо жарко. Лоб мгновенно вспотел, и пот заструился у неё по спине.

      – Сядь!

      Мужчина возвышался над ней как глыба, заслоняя всё пространство, и от этого ей стало совсем страшно.

      – Понимаешь, что я обязан сообщить обо всём начальнику поезда, и тебя ссадят на следующей станции? – строго и требовательно выговорил он, нависая. Она отшатнулась от него, но тут же в отчаянии протянула к нему руки:

      – Дяденька проводник! Товарищ проводник! Не надо! Не сообщайте… Не высаживайте… у меня же и денег нет… я даже назад вернуться не могу, – то ли сипела, то ли шептала она, умоляюще глядя снизу вверх на эту глыбу. – Сделайте что-нибудь! Помогите… вы же можете…

      Она и сама не знала, что он может. Но он был её единственной надеждой на спасение. И потому она продолжала смотреть на него снизу вверх, а по щекам её всё быстрее и быстрее катились немые слёзы, которые она даже