Пока нас помнят, мы живём. Проза, стихи. Нина Майорова

мамы и свекрови. Наташа получила высшее образование и работает по специальности в поликлинике старшей медсестрой. Катя окончила художественное училище, но работает не по специальности. У них родились сыновья Ярослав и Степан. У Ярослава две дочки Лилиана и Виктория, у Степана – Ева. Нас несколько удивила эта «иностранщина», но что поделаешь – у молодых своя голова на плечах.

      Мы с Борисом уже отметили «золотую свадьбу», чего желаем и нашим детям, внукам и правнукам. Я сама удивляюсь, какая у меня теперь огромная семья – за столом в ресторане собралось чуть ли не пятьдесят человек, включая семьи и родню моих внуков. Вот какая я богатая! Кстати, кто-то из гостей сказал, что в успехах Бориса есть и моя заслуга. Я скромно промолчала, но в душе согласилась.

      Бывают ли на свете чудеса?

      Как ни странно, я себя практически не помню маленькой. Наверное, я недостаточно стара, чтобы это помнить. Ведь врачи говорят, что старики помнят то, что с ними было давно, а того, что было вчера – не помнят. Так что я состарилась только наполовину – не помню, что было давно также, как и то, что было вчера. Поэтому, позволю вам рассказать то, что помню по рассказам родителей и братьев.

      В начале войны, когда немцы уже приближались к Москве, папа приехал за нами в деревню в дальнее Подмосковье и предложил уехать всем в эвакуацию. Мы, мама, я, мой шестнадцатилетний брат Виктор и мои двоюродные сестры-двойняшки двух с половиной лет, гостили в двухстах километрах от Москвы в деревне у бабушки с дедушкой. Папа считал, что если мы все будем вместе, то ему будет спокойнее за нас, на фронте.

      Однако бабушка, увидев вещий сон, который я описывала ранее, воспротивилась отъезду, сказав: «Немца здесь не будет и нам с дедом незачем уезжать отсюда, оставляя дом и хозяйство!»

      Когда папа вывозил нас из деревни в Москву, мне казалось, что над нами кружит фашистский самолет, противно воя.

      Несколько дней мы пробыли в затемнённой, подверженной налётам немецких самолетов Москве. Когда объявляли воздушную тревогу, мама не успевала нас троих одевать, чтобы вести в бомбоубежище, поэтому мы оставались дома, прятались под большой обеденный стол и там играли до отбоя…

      Уезжали мы из Москвы, когда к ней стягивались войска не только для обороны, но и для парада в честь очередной годовщины Октября – брат это вспоминал. Ехали мы на полуторке, крытой брезентом, в Пензу, куда машина везла кого-то по делам, захватили заодно и нас. Ночи были холодные, ночевать просились в деревенские избы. В тяжёлые времена люди сплачиваются и помогают друг – другу. Поэтому и нас пускали переночевать, хоть нас было шестеро, вместе с шофёром. В тепле, за чаем, начинались расспросы: «Что, это все ваши?» – указывая на малышню.

      «Да, мои, сыну шестнадцать, дочка, а эти двойняшки – сиротки. Мать умерла в роддоме, а отец, как и положено, на фронте. Всем им по два с половиной года».

      Тут одна из женщин и говорит: «Попомни