Бриллиант «Dreamboat». Сергей Анатольевич Петушков

он изволил солгать – после нашей встречи я провёл несколько не самых лучших дней своей жизни в заключении, а в мастерской моей устроили тщательнейший обыск. Всё, что им удалось найти пошло на нужды мировой революции. На удовлетворение, так сказать, потребностей победившего пролетариата.

      Семён Яковлевич Ливкин работы не прерывал, продолжал скупыми движениями пальцев ласкать брюшко драгоценной стрекозы, так что казалось, что голос его исходит откуда-то изнутри, и ювелир имеет весьма немалые чревовещательные способности.

      – Но нашли, конечно, не всё? – Северианов не спрашивал, он утверждал. – Думаю, всякую ерунду, мелочёвку, а по неграмотности своей приняли за ценности, так? Что-либо существенное Вы ведь не станете держать на виду, а надежно укроете, так, нет?

      – Вы задаете очень щекотливые вопросы, господин штабс-капитан, – ювелир наконец оторвался от работы, в упор посмотрел на Северианова, посерьёзнел, глаза налились свинцовой тяжестью, круглый и мягкий колобок мгновенно превратился в чугунное пушечное ядро. – У меня складывается неприятное ощущение, что Вы пришли с той же целью, что и давешний мальчик из ЧК.

      Северианов улыбнулся:

      – Ну что Вы, отнюдь. Неужели у меня столь грозный вид?

      – Внешность не всегда соответствует содержанию. Поверьте, тот чекист тоже выглядел весьма мило и дружелюбно. И говорил ласково, как с несмышлёным младенцем: зачем, мол, мучаете себя и нас, высокочтимый Семён Яковлевич, всё равно побрякушки ваши найдём, но тогда уж Вам хуже будет, поверьте.

      – И как звали того милого мальчика?

      – О, его звали товарищ комиссар Оленецкий Григорий Фридрихович. Этакий черноокий красавец. Знаете, высокий, волосы смоляные как воронье крыло, глаза горят революционным огнём, просто пылают. Куртка размера на два больше, новая, необмятая ещё, аромат кожи настолько привлекателен, что приступ дурноты вызывает, фуражка со звездой, офицерская полевая сумка – просто картинка, загляденье. Из студентов, идейный революционер!

      Ливкин вдруг замолчал и, прищурив глаза, посмотрел на Северианова внимательно-оценивающим взглядом, словно на драгоценный камень, выискивая малейшие изъяны, одному только ему видимые недостатки совершенного с виду алмаза. Ощущение было весьма неприятным: Северианову показалось, будто ювелир ощупал его взглядом, словно обыскал, – и содержимое карманов умудрился проверить, и даже мысли в голове каким-то неведомым способом сподобился прочитать. Будь на месте штабс-капитана человек более тонкой душевной организации, более впечатлительный, более эмоциональный и деликатный – этакого взгляда мог и не выдержать, смутиться, отвести глаза. Проиграть зрительный поединок, одним словом. Но Северианов лишь слегка улыбнулся, одними кончиками губ.

      – Продолжайте, Семён Яковлевич, будьте любезны. Что дальше?

      – Оленецкий погиб незадолго до того,