Праздник, который ужасен. Алексей Омутов

начал Борис, – что бы мы делали сейчас, если бы вправду были мертвы?

      – Я бы пил, – очертил Толик. – Пуще, чем живой пил.

      Борис вздохнул:

      – Или сидели также и строили призрачные замки из тумана, что вокруг нас, который на самом деле – созидающее начало. И эти замки мгновенно разрушались чем-то, что вместо времени. А пить, кстати, тоже можно. Деревья, правда, не пьют, у них иные сны – я так мало обнял их за свою жизнь.

      – Огромный ты человек, – гаркнул Толик. – Гигант.

      Деревья в самом деле смотрели на них. В их живом взгляде все было иначе. Древние называли их «неподвижные существа», и они уже знали, что произойдет дальше.

      – Кажется, в самых неприметных на первый взгляд вещах можно найти ключ ко многому, – Борис подытожил их полудиалог.

      – Раз так, идем ко мне! – по-своему подытожил Анатолий. – В мир неприметных вещей.

      Борису меньше всего хотелось возвращаться в свою квартиру – вдруг старуха поджидает его там? Потащились. Все какими-то извивами и оврагами, среди луны, которой не видно днем, но она при этом есть.

      – Ты вот говоришь, Боря, пить можно после смерти, – разошелся Толя, пока они вихляли среди одинаковых домов. – А я всегда чувствовал, что можно. Мужик у нас есть, Терентьич, так на него посмотреть – лет двадцать назад будто помер, а глушит так, что чертям тошно.

      Борис посмотрел на него:

      – Даже в аду, думаю, можно. Представь только – живешь так и не знаешь, что бывает другая жизнь. А то и выходить не захочешь.

      – Как хорошо, – Толя, видимо, живо вспоминал того мужика, Терентьича, – Как хорошо.

      Наконец, они уткнулись во внутренне перекошенную пятиэтажку. Зашли. Поднимаясь по лестнице, Борис дрогнул, как от приближения судьбы.

      – Анатолий, – Борису было странно слышать собственный голос, – Тебя никогда не преследовали старухи?

      – Никогда, – чуть ни с нотками сожаления признался Анатолий, – Если бы преследовали, я бы, наверное, заважничал. А так – чего меня преследовать? Экая птица. Хотя, старухи – дело особое.

      Они поднялись на этаж, и Толя полез шуровать ключом в замке, а дверь напротив открылась. Из двери вышел сосед, Петр Аркадьевич. Боря обмер. Аккуратно уложенные с сединой волосы, блестящие подкрученные усы, туфли, костюм-тройка, галстук с зажимом – Борис смотрел на него, как на адмирала, и думал, что по линии его спины можно чертить прямую вернее, чем по линейке. Лицо Петра Аркадьевича явно откуда-то снизошло и выражение имело такое, будто он находился в непрерывном контакте с ангелами. С видом высшего равнодушия он прошел мимо них вниз по лестнице. Он был, как солнце. Глядя на его движения, Борис подумал, что есть вещи, которые выше добра и зла.

      Борис еще ничего не понял, но уже знал, что его жизнь теперь другая. Петр Аркадьевич скрылся внизу, а звуки его шагов стихли. Скованность несколько отпустила Бориса, и Толя втащил его в квартиру. Дома их встретило позабытое лохматое существо – Люся, Толина жена. Ей было сорок два года, а на вид – лет пятьсот. Все считали ее сумасшедшей,