Иванов и Рабинович, или «Ай гоу ту Хайфа!». Владимир Кунин

ора жаждущих получить пиво без всякой очереди.

      – Э, мужики! Ну встаньте вы в очередь. Неужели трудно? Все же стоим, – миролюбиво сказал Арон.

      Трое здоровенных молодых парней рассмеялись. Один вздохнул:

      – Господи… До каких же пор жиды будут в России порядки устанавливать?! Ой, Гитлера нет на вас, сучье племя!..

      Арон хозяйственно спрятал подлещика в карман рабочих штанов и ударом в челюсть отправил поклонника гитлеризма в глубокий нокаут.

      Двое других бросились на Арона. Но он с ходу воткнул свой огромный кулак в живот одному, а другого просто насадил физиономией на собственное колено.

      И тогда в пивной началась генеральная драка…

* * *

      У здания районного суда стоял арестантский автофургон.

      На другой стороне узенькой улочки – старый, битый «москвич». Около него топталась пышнотелая Ривка – сестра Арона.

      Неподалеку от фургона мельтешилась маленькая, ярко накрашенная женщина, не отрываясь смотрела на двери суда.

      Милиционеры вывели Арона Рабиновича с подбитым глазом. За ним – худенького блондинчика лет сорока.

      – Арончик! – метнулась через улочку Ривка.

      – Машину береги. Не гоняй как идиотка, – сказал ей Арон.

      – Васечка!.. – крикнула маленькая накрашенная женщина.

      – Прощай, Клавочка… – потерянно проговорил блондин.

      – Па-а-апрррошу! – зычно пропел старший конвоя.

      Арон и блондинчик влезли в фургон. Туда же сели два милиционера. Двери захлопнулись, и «воронок» покатил.

      В полусумраке фургона Арон спросил своего соседа:

      – Жена провожала?

      – Сестра. Клава.

      – И меня сестра. Ривка… Тебе сколько дали?

      – Два года. С лишением права работать в сфере торговли. А вам?

      – Тоже два. По двести шестой. Драка.

      – Иванов Василий, – представился блондин.

      – Арон Рабинович. Есть возражения?

      – Что вы?! У меня лучшие друзья…

      – Разговорчики! – рявкнул конвойный.

* * *

      И пошла лагерная жизнь Иванова и Рабиновича: утренние и вечерние поверки, работы в каменном карьере, на лесоповале, шмоны-обыски, хождение строем, двухъярусные нары в бараке, вышки с часовыми вокруг зоны…

      Зима… Лето… Снова зима. Снова лето…

      И во все времена года, в каждый час лагерных суток – Иванов рядом с Рабиновичем. Ну и, конечно, Рабинович всю дорогу – рядом с Ивановым.

      Пролетели семьсот тридцать деньков и ночек, и вышли они в один и тот же последний день на свободу. Как говорят в зоне, «на волю»…

      Как выходят на свободу…

      В специальном помещении с лозунгом «На свободу с чистой совестью!» специальный офицер говорил специальные слова:

      – Надеюсь, что пребывание в нашей колонии не прошло для вас даром и вы станете снова полезными членами нашего общества. – Офицер заглянул в документы, освежил в памяти имена Иванова и Рабиновича и добавил: – Так, Василий Петрович и Арон Моисеевич?

      – Так точно, гражданин начальник! – хором ответили Арон и Вася.

      – Теперь я для вас не гражданин начальник, а товарищ.

      – Ну да? – удивился Арон.

      – Конечно! Конечно, товарищ! – быстро согласился Иванов.

      – Теперь, Арон Моисеевич и Василий Петрович, для вас весь мир – друзья и товарищи! – улыбнулся офицер.

* * *

      Разъехались многотонные лагерные ворота с намертво приваренными проржавевшими буквами «СЛАВА КПСС!», и Рабинович с Ивановым оказались на свободе.

      И тут же были встречены воплями Клавки и Ривки, вылетевших из стоявшего рядом старенького «москвича».

      – Сестреночка!.. – нежно всхлипнул Василий. – Клавочка…

      Ривка рванулась к Арону. Но тот остановил ее, обошел старый, расхлябанный «москвич», оглядел его со всех сторон и только потом ласково похлопал Ривку по обширному заду в кургузой юбке:

      – Совсем изблядовалась?

      – Ой, Арончик… Ну, что ты такое говоришь? Люди же…

      – Вовремя мамочка откинула копытца. Она бы твоего вида не перенесла. – И Арон, наконец, поцеловал Ривку.

      – Ну правильно! Она была бы в восторге, что тебя в тюрьму посадили на два года, шлемазл! Садись за руль. Твои права в бардачке. А то у меня уже месяца три как доверенность кончилась. Клавочка! Так мы едем к вам или вы к нам?

      – Без разницы! – весело крикнула Клавка.

* * *

      Поздней ночью на маленькой кухне стандартной двухкомнатной квартиры, после загульного вечера, сильно хмельные Клавка и Вася на правах гостеприимных хозяев мыли посуду.

      – Я три года был за ним, как за каменной стеной… – говорил Вася. – Ко мне ни один уголовник приблизиться не мог – в таком он был авторитете… Он мне как брат родной теперь!..

      – Жаль, –