1982. Константин Иванович Кизявка

для душевного спокойствия и радости.

      Вчера было хорошо. Каникулы. Без домашних заданий, без тошнотворной тройки даунов из 8 «б». «Дауны»? Откуда такое слово? Странно.

      Читал неделю назад в журнале «Наука и жизнь» о сновидениях. Четко помню: «сон – сумма пережитого, увиденного, услышанного. Ничего нового, чего не было в жизни, во сне не увидеть и не услышать». Читал, примерял на себя и, казалось, не поспоришь с фактом.

      «Дауны», «ниндзи», «нейроны»… Яркие картинки невозможной жизни.

      «Ниндзя», смешное слово. Был во сне хромой тип, считавший себя ниндзей. Рассказывал бредовые истории.

      «Нейроны». На фотографии – под микроскопом маленький спрут. Щупальцеобразные аксоны и дендриты. И видеоролики по теме с пояснениями специалистов по магнитно-резонансной томографии головного мозга. О Боже! МРТ! Во сне сочинил? Или в больнице услышал, когда последний раз к стоматологу ходил?

      Как больно старый врач, периодески встряхивавший длинными седыми как у индейского вождя волосами, пломбировал два передних зуба! Не было, видите ли, обезболивающих средств. Хочет, понимаете ли, драть нервы вживую. До слез. А вот у Димы, в частном кабинете… Какой Дима? Я еще зубы лечил во сне? Кошмар. Что за морок? Болею?! Шизофрения стучится в оба полушария?

      Останавливаюсь, резко разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и шагаю к наверняка проснувшимся родственникам.

      Машинка

      В просторном зале, простите за штамп, “царит оживление”. Мама помогает бабушке сервировать стол. Отец беседует с дедом на диване, а братья выглядывают из соседней комнаты в ожидании завтрака.

      На тумбочке здоровенный как сундук черно-белый телевизор. Щеки растягивает улыбка. Сверху на телевизоре вязаная белая салфетка, как на комоде или журнальном столике. На салфетке белый пластиковый параллелепипед. Барометр? Термометр? Два в одном?

      – Чо лыбишься? – Герман стоит рядом и внимательно наблюдает.

      – Да вот… – теряюсь. – Телевизор прикольный.

      – Телек, что ли? Дык обычный. “Рас-свет”, – читает по слогам надпись у мощного тумблера переключения каналов. – Ты по-русски понимаешь?

      – Немного, – пытаюсь отшутиться я.

      – Оно и заметно, – кивает брат и бросается в соседнюю комнату, где завизжал младший, успевший что-то натворить.

      – Не орите! – бросает мама, отец недовольно смотрит в сторону шума.

      Иду в спальню, вижу братьев, отчаянно сражающихся за пульт электрического автомобиля. Вырывают друг у друга электромагнитный символ власти над игрушечным счастьем. От пульта к машинке тянется провод, и моделька то ли разжиревшего феррари, то ли чахлого хаммера кувыркается, подпрыгивает, хаотично дергается под братскими ногами.

      – Так техника долго не проживет, – замечаю громко, но никто не слышит, борьба нешуточная.

      Всего два часа назад, во сне, верил, что оба драчуна военные врачи. Взрослые солидные мужики, пенсионеры. Герман полковник, прошел войну, награжден орденами, Максим подполковник,