Deadly Christmas Pretense - Roughwater Ranch Cowboys, Book 2 (Unabridged). Dana Mentink

подливает, выкидывает пустую бутылку в ведро и открывает новую, а я смотрю на него с какой-то завистью.

      – Взять тебя, например. Есть у тебя какая-то цель? Мечта?

      – Да, сэр. Я хотел бы полетать на воздушном шаре.

      – Хах, и это всё? – я удивляюсь, размахиваю руками, проглатываю еще порцию Бакарди, и ищу свои ключи от машины, – давай, собирайся. Быстрее.

      – Куда мы?

      – Полетим на чертовом воздушном шаре, ну же.

      – Вы серьезно, сэр? Сейчас два часа ночи, где мы возьмем воздушный шар?

      – Ты думаешь, меня это остановит?

      Когда он взмыл в воздух, Илай вцепился в меня так, что я своей спиной чувствовал его напряженные пальцы. Как оказалось, он чертовски боялся высоты, настолько сильно, что у него начинались панические атаки, он весь дрожал, потел, цепенел и просто был в ужасе.

      – Если ты так боишься высоты, зачем ты полетел на гребаном шаре?! Зачем ты вообще об этом мечтал?! – я кричу ему в ухо.

      – Потому что иногда люди боятся того, чего хотят! – он кричит мне в ответ и цепляется за меня еще сильнее. Из-за опьянения меня шатает в стороны, и в какой-то момент он начинает кричать как резанный. Я хватаю его голову и прижимаю к себе еще сильнее.

      Я летал на шаре, однажды, меня это уже так не впечатляло, потому что я это уже видел, как и многое другое. Холодный воздух врезался в лицо, развевая мои волосы, вокруг тишина, пустота и невесомость. Я чувствую тепло и дрожь его тела. Я чувствую то, насколько он живой. Его кожа горела от энергии. Я будто держал в своих руках жизнь. Я пытаюсь тоже хоть что-нибудь почувствовать. Поймать хоть какое-то едва уловимое ощущение, но у меня ничего не выходит. Но за место этого приходит озарение. Именно в этот момент нашего с ним полета я начинаю понимать одну важную вещь – единственное, что может заставить меня хоть что-то чувствовать – это чья-то смерть.

      Глава 3

      Гарнетт.

      Я не ел уже двое суток, а до следующего пособия еще три дня. Черт. Мой желудок скручивает от резкой боли. Я наливаю стакан проточной воды и выпиваю залпом. Почему все так устроено? Нет, я понимаю, для того всё сделано, чтобы у человека была мотивация для поиска работы, но что если работы нет? Чем беднее ты становишься, тем мрачнее воспринимается пусть и самый прекрасный мир. Было время, когда я воровал. Мне было двенадцать, а мать лежала в центре реабилитации для наркозависимых. Она туда попадала с периодичностью раз в полгода, проводила там два месяца, а по выходу вновь пускала по вене дерьмо, купленное на заправке в районе Хакни. Мне как-то удавалось выживать за то время, что ее не было рядом.

      Я стою в супермаркете и оглядываюсь в поисках людей, которые потенциально могут меня заметить, задираю голову вверх, на всякий случай, я знаю, что здесь нет камер, но мало ли в какой-то момент они решили передумать. Всё чисто. Я хватаю высококалорийные шоколадные батончики, буханку хлеба и пачку майонеза. Я не ворую дорогое. Я беру лишь самое необходимое. Я знаю, что это неправильно, но иначе я умру, ведь так?